«Интересно, что в нас необычного? По одежде иностранцев нынче от местных не отличить. — Потом Стив заметил, что уже второй столик заказал гурьевскую кашу. — Надо бы взять с них за рекламу. Здоровый мужик с бородой с аппетитом уплетает гурьевскую кашу».
Всеволожский расплатился.
— Спасибо! Каша была отменная. Никогда не пробовал. Только читал. — поблагодарил довольный Лебедев.
— Так мы готовы? Поедем на моем «Пассате», если вы не будете дожидаться, пока пригонят ваш «Феррари»...
— Не буду. Пусть в Англии отдохнет. Здесь ему делать нечего. Впрочем, в Англии тоже... Все наши вещи — здесь. Поехали?
Троица вышла на улицу. Стив обвел глазами старинные здания. У питерских зданий особый аромат. Не то чтобы они пахли чем-то кроме обычной городской сырости. Просто в них было что-то загадочно безразличное. Они простояли здесь долгие годы: октябрьский переворот, гражданскую войну, сталинизм, блокаду... Такие страшные и мерзкие годы, что все сегодняшние тревоги кажутся чепухой. Они смотрели своими окнами и на советский маразм, и на цветную постсоветскую безвкусицу с одинаковым безразличием. «А что они должны — кричать или кривиться? Зрелище было бы просто для фильма ужасов».
Чемоданы с трудом запихнули в багажник.
— Игорь, что ты с собой таскаешь?
— Там мольберт. Ведь на Ладоге, наверное, замечательные пейзажи!
Всеволожский оживился.
— Точно! Одну ладожскую воду можно вечно писать! Она все время разная.
Машина тронулась с места. Старые улицы. Пыль. Поток машин по сравнению с советским периодом значительно увеличился. Качество машин тоже изменилось. Незаметно начались новостройки. Здесь у Стива никаких ассоциаций не возникало. Коробки они и есть коробки. «Пассат» выехал из города.
— Куда мы сейчас?
— Осиновец, — не поворачивая головы ответил Всеволожский. — Гараж у меня там. И яхта.
Вдоль дороги начались плоские колонны. Они стояли через каждый километр.
— Что это за знаки? И почему на них серп и молот?
— «Дорога жизни». Во время войны через лед Ладоги проходила единственнная связь города с Большой землей. Блокада. Раненые и эвакуированные — туда, все что нужно осажденному городу — обратно. А почему серп и молот? Тогда везде были серп и молот....
Долгое время ехали молча.
— Вот «Разорванное кольцо» — памятник прорыву блокады, — сказал Всеволожский. — Все, почти приехали...
Ладога. Вот и она. Море. Просто море. Серое и очень спокойное. Лебедев даже присвистнул:
— Вот это вода!...
— Еще бы!
Свернули налево и поехали вдоль берега. Через полчаса подъехали к поселку и Всеволожский подрулил к зеленому дому.
— Эй, Михалыч! Привет! — крикнул он вышедшему на шум потертому хозяину. — Отпирай гараж, я машину поставлю...
Михалыч полез в карман за ключами.
— Тут вчерась какие-то неместные хозяином машины интересовались. Ну, я их и послал. Обещал милицию вызвать. Быстро убежали...
Он вопросительно смотрел на Всеволожского. Тот порылся в карманах и достал оттуда пятисотрублевую бумажку.
— Спасибо, Михалыч! А что за люди?
— Не местные, я же сказал. Морды — во! Бандитские. Слова не прожевывают... Это — все?!
— Михалыч, так кто бандит — они или ты?! На еще полтыщи, но на этот месяц — все. Яхта цела?
— К яхте они не ходили. Здесь покопошились и ушли. Вон она, ваша посудина! Счастливого пути...
Нагруженные чемоданами, Всеволожский и попутчики отправились к длинному молу, где был причал. Возле причала стояло одинокое небольшое суденышко. На яхту этот белый катерок был похож не очень.
— А что яхты побольше не нашлось? — поинтересовался Стив. — Какой-то белый катерок. И мачт нет.
Всеволожский пожал плечами. Он не улыбался — рассказ Михалыча о бандитах явно его обеспокоил.
— Ну, пятьдесят тысяч долларов она стоит. А большую яхту мне не надо. Еще команду нанимать придется. Мачты только по необходимости ставятся. Для хозяйственных нужд и баркас сгодится. Он сейчас на приколе у острова.
Стив и Лебедев осторожно сошли с причала на яхту. Под тяжестью Лебедева она даже вздрогнула.
— Балластом загрузились хорошо! — Всеволожский засмеялся.
— А качка начнется — за борт выкинете?- угрюмо пошутил Лебедев.
— Ну, вас-то выкинуть будет непросто. Вы такой легкий катерок в два счета перевернете. Сейчас выйдем в открытую Ладогу. «В море» — как здесь рыбаки говорят. Один раз штормило, а я на берег подался. Волной яхту мою и перевернуло. Хорошо, что герметичная. Так и плыл вверх тормашками, пока другая волна не перевернула обратно!