— Ты вернулся! А я уже боялась... Что-то случилось?
Стив расправил онемевшие ноги.
— Да ничего не случилось! С чего ты это? Как Лебедев, как Митрич?
Даша засмеялась:
— Лебедев свой пейзаж пишет. А Митрич — как всегда... Папа, здравствуй! Митрич с утра миног наловил, на кухне стоят.
— Спасибо, доченька! Я сейчас только лодку привяжу на цепь...
Стив соскочил на берег и неторопливой походкой направился к дому. Он поднялся на второй этаж, зашел в свою комнату и первым делом полез в чемодан. Достал мобильный, включил вилку в розетку и оставил заряжаться. Сам вышел на улицу и медленно двинулся по берегу. Несколько раз обернулся посмотреть на бороздящие воду акульи плавники. Он шел к тому месту, где перед отъездом в последний раз видел Лебедева, разумно полагая, что если тот хочет закончить пейзаж, то места менять не станет.
Так оно и было. Грузная фигура Лебедева склонилась к мольберту. Он старательно подбирал на палитре какой-то цвет. Стив нарочно пошуршал гречишником, чтобы привлечь внимание.
— А-а, товарищ буржуй! Здравствуйте. Как там Питер? Неужто, все дела решили? Я вот все цвет ладожской воды подобрать не могу. Только подберешь — бац, она уже другая!
Стив бросил взгляд на холст.
— Кое-что разрешил — едва ноги унес. Сейчас мобильный зарядится, звонить буду. А ты тут как?
Лебедев вздохнул.
— Скучно. Картину пишу, к Митричу на заводик заходил. Даша потом возмущалась, что я на пути назад все за гречишник хватался, поломал весь. Ничего, гречишника здесь много, а в розарий я после самогонки не заходил.
Стив засмеялся.
— Акула у тебя здорово получилась, как живая. Все-таки видно, что ты рекламу долго рисовал.
Лебедев хмыкнул.
— Ну, какой же остров без акулы! Я б еще жареную корюшку нарисовал, вчера на обед подавали. Дивная рыба! Я три тарелки съел. Жаль, сезон кончается...
— Опять в белом вине?
— Обижаете! — хмыкнул Лебедев. — Кто же корюшку в вине тушит? Корюшке кроме масла ничего не положено: она сама — диво! — Лебедев закатил глаза.
— Не понимаю, зачем Путин в Москву переехал, если корюшка — здесь? Хотя только в мае. Так что от мая до мая он может спокойно заниматься политикой!
По острову разнеслись знакомые удары ложкой по подносу.
— Обед! Пора к дому. — оживился Лебедев. — Интересно, чем нас накормят на этот раз? Аперитивчика не хочешь? Я у Митрича уже принял рюмочку...
— И хватит тебе! Пошли, опоздаем...
Лебедев опять оставил мольберт и они вместе со Стивом пошли по направлению к звукам, раздававшимся от дома.
Все остальные обитатели острова уже собрались за столом. Даша, увидев Стива, сразу же заулыбалась. Митрич тоже обрадовался.
— Степан Семенович! С возвращением!
— Привет, Митрич! Напарник мой не спился в мое отсутствие?
— Обижаете! Мы тут с ним за креветками вели наблюдение...
— Дорогие гости! — Всеволожский был настроен торжественно. — Сегодня на обед — миноги! Это удивительная рыба, даже не совсем рыба.Я ее подаю просто жареную, иные знают миног маринованных, но сегодня будут миноги тушеные...
— Тоже король Людвиг Сумасшедший любил? — вмешался захмелевший Лебедев. - Читал я про этого Людвига. Педрила был редкостный...
— Лебедев! — рассердился хозяин. — Здесь девушка!
— Верно! — икнул Лебедев. — Педрилам девушки ни к чему. Простите, барышня...
Даша покраснела.
— Я тоже читала про короля Людвига. То, что вы сказали — грязная сплетня того времени. Сплетничать о монархах — лакейское дело.
Теперь покраснел уже Лебедев.
— Ну, я читал когда-то что-то... Может и сплетня. Так эти пиявки и есть миноги? — На лице Лебедева явно читалось отвращение.
Всеволожский довольно захихикал.
— Пиявки? Вы не совсем неправы. У миноги и рта-то нет — ротовое отверстие, которым она присасывается к ценной рыбе, и буквально высасывает ее! Вы кушайте, кушайте...
Лебедев поморщился, но попробовав миног, уже не мог оторваться.
— Я их тоже в белом вине тушил. Ну как, хороши «пиявочки»?
Лебедев молча поднял большой палец, Стив одобрительно закивал.
— Вот, это и будет их наказанием за паразитизм! — Всеволожский был доволен. — Что там Лазурный берег с его крабами и осьминогами? Ладога с ее сигами, ряпушкой, корюшкой и миногами еще удивит всех! — Всеволожский поднял бокал с вином.