— Разве? В жизни не видел тебя такой взбудораженной, как в тот день, когда ты заполучила работу в студии. А ведь ты готовила передачу о чае! Попроси тебя Констанс написать о чае, ты бы послала ее в болото. Но телевидение для тебя наркотик.
Она попыталась сделать вид, будто Стив не прав. Но что толку? Он угадал. В передаче «Тридцать минут» всегда был гвоздь, основной сюжет, журналистское расследование, и каждый мечтал приняться за него. Остальные элементы передач — менее значимые, местного уровня, ничего сверхъестественного. Для начала Китти велели разобраться, почему клиенты предпочитают тот или иной сорт чая. Она обегала чайные фабрики, провела съемки в чайных отделах супермаркетов, посещала утренние чаепития и в итоге пришла к выводу, что большинство людей попросту пьют тот же чай, который пили их родители. Семейная традиция. Выпуск длился четыре минуты пятьдесят секунд, но Китти казалось — она сотворила шедевр. Четыре месяца спустя она получила письмо, адресованное лично ей двумя женщинами, выдвинувшими обвинение против Колина Мерфи, и Китти сразу же страстно поверила им, она работала с ними и помогла подготовить передачу. Безумное возбуждение, накаленная обстановка телестудии, ее шанс перейти от безвредных сладеньких историй к настоящему делу, — она погналась за правдой, а в результате поверила в ложь, повторила эту ложь, испортила человеку жизнь.
Стив огляделся, как будто что-то искал.
— Что ты высматриваешь? — совсем уже обессилев, спросила Китти.
— А где Глен?
— На работе.
— Кофеварку он обычно берет с собой?
Китти глянула на кухонный шкафчик, не очень-то соображая, что к чему, но тут их разговор прервал звонок.
— Это мама. Черт!
— Когда ты ей последний раз звонила?
Снова ком в горле. Китти обреченно покачала головой.
— Бери трубку! — приказал Стив.
Не сдвинется с места, пока она не ответит.
— Алллло! — демонстративно протянула она, и тут Стив наконец развернулся к двери.
— Кэтрин, это ты?
— Да, это я.
— Ох, Кэтрин! — Мать зарыдала прямо в трубку. — Кэтрин, Кэтрин, что ж это такое!
Китти с трудом разбирала слова.
— Мама, что случилось? — Китти даже села, страшась услышать самое худшее. — Папа? Кто-то заболел?
— Ох, Кэтрин! — всхлипывала мать. — Я этого больше не выдержу. Нам всем так стыдно за тебя. Как ты могла? Как ты могла так поступить с этим человеком?
Китти уселась поудобнее и приготовилась слушать выговор до конца. И только тут она заметила, что пропал и плазменный телевизор Глена, а когда она встала и подошла к шкафу, в нем не обнаружилось и мужской одежды.
Глава третья
Через неделю — то была самая долгая неделя в ее жизни — Китти проснулась среди ночи, и ее прошиб пот. Приснился кошмар настолько жуткий, что вышвырнул ее из сна и оставил лежать среди перепутанных простыней, сердце отчаянно билось. Ей страшно было даже поглядеть по сторонам, но когда кошмар отступил, Китти собралась с духом и села в постели. Дышать невозможно. Она распахнула окно спальни и глубокими глотками стала пить ночной воздух, но вместе с ним в легкие проникли испарения от круглосуточно трудившейся химчистки. Китти закашлялась, захлопнула окно и направилась к холодильнику. Она постояла голышом перед открытой дверью, сбивая жар. Она не была готова к тому, что ждало ее утром. Совершенно не сумела к этому подготовиться.
«Репутации Колина Мерфи был нанесен непоправимый ущерб, его жизнь полностью переменилась, он вынужден был покинуть свой дом и район проживания из-за выпуска передачи „Тридцать минут“ от десятого января. Кэтрин Логан подстерегла мистера Мерфи возле его места работы и обвинила в сексуальных домогательствах по отношению к двум девушкам и в тайном отцовстве. Хотя мистер Мерфи решительно отрицал все обвинения и неоднократно предлагал пройти тест ДНК, программу выпустили в эфир. Безответственные и непрофессиональные действия Кэтрин Логан, Донала Смита и Пола Монтгомери самым неблагоприятным образом отразились на мистере Мерфи».
Кэтрин сидела в суде рядом с продюсером «Тридцати минут» Полом и редактором Доналом. Зачитывался многостраничный приговор, итогом которого будет требование четырехсот тысяч евро компенсации и издержек. С каждым словом, с каждым обвинением Китти проникалась все более лютой ненавистью к самой себе. Зал битком набит: Колин Мерфи с семьей — с женой, родителями, сестрами — и друзья, и соседи, тоже явились поддержать его, сверлили взглядами спину «суки-журналюги». Китти ощущала сгущавшийся гнев, ненависть, но острее всего — боль Колина Мерфи. Он сидел, низко опустив голову, уткнувшись подбородком в грудь, не отрывая взгляда от пола. Вид у него был — словно годами не высыпался.