а иди в поэты.
Здесь откроем мы такое,
что скромнее будем
и не скоро из запоя
возвратимся к людям.
1995 г.
ПОЭТУ
Не молчи, старичок,
не молчи, сладкогласый.
Если даже сил йок,
всё равно точи лясы.
А иначе нельзя.
А иначе, быть может,
не возьмёшь ты ферзя,
и тоска тебя сгложет.
Что и делать ещё
нам, поэтам, ублюдкам,
если ты поглощён
своей музой по суткам?
Да добро бы была
эта муза как муза,
а то так... барахла
натолкает от пуза.
Сам не раз, что её
пригласил на свиданку,
пробубнишь только: 'Ё!
Подложила подлянку.
Снова мусор за ней
на листках остаётся,
не увижу, халдей,
куст горящий, сдаётся'.
Но и всё ж не грусти,
а стучи в свои двери,
отопрут - ты в чести,
нет - не много потери.
6 сентября 1995 г.
***
Есть вещи поважней поэзии,
ну, скажем, знание о том, что
хоть в Англии, хоть в Индонезии -
все в гроб ложатся, это точно.
И это знание-незнание
мне позволяет относиться
к поэзии, как, скажем, к зданию,
где я живу, где мне свариться.
Отсюда голос мой естественный,
отсюда лёгкие ошибки
за взгляд излишне несущественный;
и все мои полуулыбки.
1995 г.
***
Каждый день одно и тоже:
словно механизм
во главу угла положен,
а не жизнь.
Наливаю утром чайник,
умываюсь, ем.
Бессловесный, как молчальник,
думаю - зачем?
Наперёд уже я знаю
распорядок дня.
Как животное зеваю,
рот не заслоня.
И кружу я по квартире,
думая о том,
что неплохо бы в сортире
заменить плафон.
Вот такой, себе ненужный,
мелкий и смешной,
я живу, как тот биндюжник
иль как заводной.
Приходите, посмеётесь
надо мною все.
И хотя бы вы очнётесь,
пусть не насовсем.
Но войдите тихо, боком,
чтобы я не знал
и от злости ненароком
вас не покусал.
1995 г.
***
Поэзия, едва
я на ногах, как сразу
цепляюсь за слова
и забываю хазу.
Я забываю всех,
друзей, врагов и прочих.
Я не хочу потех,
хочу минут рабочих.
Отважно и легко,
осмысленно и дерзко
несу своё древко
и на душе не мерзко.
Пусть гонят на меня
волну негодованья,
кимвалами звеня
из-за непониманья.
Мне всё равно. Но вот
окончена работа,
и я уже не тот,
и рот дерёт зевота.
И всё постыло вмиг,
и жизнь скулой бандита
страшит и тяготит,
и карта моя бита.
1995 г.
***
Жду - сижу на стуле -
твоего звонка.
Отливаю пули -
строчки на века.
Стыдно так убого,
мил поэт, писать.
Будет ли подмога -
неизвестно, б.....
Что ещё добавить?
Всё сказал любя.
Но молчать заставить
выше сил себя.
Вдруг случится праздник:
неизвестно как
напишу, проказник,
некий новый знак.
Формулу открою
новую цветка
и структуру вскрою
жизни мотылька.
Слов случайных корень
извлекай, спеши,
в творческом отборе
из ядра души.
Всё, что ты, как ЗДРАСЬТЕ
ляпнешь наобум,
чрез горнило страсти
протащил твой ум.
И остались только
жалкие слова.
Вот такая, Колька,
горклая халва.
5 сентября 1995 г.
ИЗ ДРУГИХ КНИГ СТИХОВ
ПЕЧАТНАЯ МАШИНКА
Обычная печатная машинка.
Местами в пыли, местами нет.
Когда печатаю, случается заминка:
буквы западают. Много лет,
видимо, ей. У меня недавно
она, где-то с полгода. Её
мне отдала знакомая. Плавно
взгляд мой скользит по буквам: Ё
( клавиша пылью покрыта, так как
я ей не пользуюсь, только Е ),
О, ТВЁРДЫЙ ЗНАК ( в пыли, однако,
также как Ё ), К... На столе
машинка стоит. Под ней подстилка
из плотной ткани. Могу прочесть
надпись на корпусе. Вот: МАШИНКА
ПП-305-01. ( Тут есть
даже знак качества, тот, советский ).
Далее: ТУ-25-01
128-02. НЕМЕЦКИЙ
ЗАВОД 'РОБОТРОН-21-
011' ПО ЛИЦЕНЗИИ
СССР... Такой вот текст.
Машинка хорошая, я не в претензии,
денег не просит и хлеба не ест.
1994/1995 г.г.
КРЫМ
Борису Р.
Там воздух по-другому выкроен
и сотворяются там люди
немного угловатей, с икрами
коричневыми уж в июне.
Там лёд шкварчит зимой разжиженный
под шинами автомобиля,
и наземь тёплый снег одышливый
ложится плавно, без усилья.
Там все влюбляются пронзительней,
но страсти там не возвышают,
а только любят уморительно
и словно дети не прощают.
И всё-таки там понимание
найдёте фамильярно-нежное
в каком-нибудь белесом Каине,
считающим всех прочих пешками.
Московский говор там до колика
смешит младых аборигенов,
и пишется легко буколика,
и тучки как морская пена.
Я вырос там под небом праздничным
и, что ни день, то вспоминаю
то взгляд какой-нибудь загадочный,
то друга из Бахчисарая...
1995 г.
ИЗ ЦИКЛА "ОЛЕГ ВАСИЛИЧ ФИЛИПЕНКО"
***
Олег Василич Филипенко -
любитель женщин и цветов, -
идет по улице - ты глянь-ка, -
без галстука и без штанов.
Он улыбается всем дамам,
флиртует, словно джентельмен,
и не боится, значит, срама,
совсем как заграничный мэн.
На нем моднячая рубашка
свисает чуть не до колен,
помята снизу вся, бедняжка, -
штанов неизгладимый плен.
Олег Василич Филипенко