Сто печалей

Восемь стансов об осени

I

В жемчуге рос вянет листва,
клены, вся роща редеет.
Горы Ушань, ущелье Усянь —
духом уныния веет.
Волны на стрежне встают в полный рост,
в небе самом волненье.
Тучи над крепостью ветер сплотил,
слил их с земною тенью.
Лес хризантем снова в цвету...
слезы иных дней жизни.
Челн одинокий в вечном плену...
сердце в садах отчизны.
Всюду в ходу нож и аршин:
шьются на зиму платья.
Белый Владыка высью пленен...
грохот вальков на закате.[275]

II

Одинокая крепость Куйфу[276],
солнца косые лучи.
В стороне, где Северный Ковш[277],
блеск столицы в ночи.
Обезьяны вопят... слезы душа
при третьем их крике льет.[278]
Еду посланцем, может быть, зря...
восьмой луны плот.[279]
Зала скрижалей, курильниц дым
не витает уже в головах.
Башни белеющий парапет,
тоскует свирель впотьмах.
Ты посмотри! Как прежде была
в плюще и на скалах луна,
Так и сейчас озаряет тростник
и мискантов цветы она.

III

Тысяча домов под защитой гор...
утра зоревой покой.
День за днем сижу в башне над рекой,
в легкой дымке голубой.
На воде ночной дремлют рыбаки,
на волнах тщеты своей.
Ласковая осень... ласточки-птенцы:
в воздухе «фей-фей», «фей-фей».
Куан Хэн[280] радел, с докладами входил —
к славе не обрел пути.
Книгам[281] посвятил жизнь свою Лю Сян[282]
дело сердца не в чести.
Сверстники мои, соученики...
все без малого в чинах.
На Пяти Холмах[283] в дорогих мехах...
на откормленных конях.

IV

В Чанъани бьются, говорят,
как в шахматной баталии.
Событий хватит на сто лет...
не превозмочь печали.
Вельмож усадьбы и дворцы
не в тех руках, что прежде.
Одежды те же и убор —
но не на тех, что прежде.
На северных заставах гром,
бьют гонги раз за разом.
На запад колесницы мчат
переные указы.[284]
И рыбы и драконы спят[285],
студеная водица.
Страна родная... мирный кров...
к вам мысль моя стремится.

V

Обитель горняя — дворец Пэнлай[286] —
к Наньшань[287] вратами обращен.
Злащеный столп Чэнлу[288]...
там, где Небесная река и дождь времен.
На западе пруд Яшмовый — в него
царица-матерь Запада вошла.
С востока фиолетовая мгла
уже заставу Хань обволокла.[289]
Два облака — фазаньих два хвоста,
два опахала овевают трон.
В короне солнечной дракона чешуя,
лик государя озарен.
Один лежу на берегу реки...
стремительны вечерние года.
Давно ли у лазоревой цепи
влачил на перекличке цепь стыда?[290]

VI

Горло ущелья Страх За Спиной[291],
корень излуки Речки Кривой.
Тысячи ли... осенней порой
скрадены белой мглой.
Венчик Цветка, двойная стена[292]
духом величия напоена.
Лотосовый запущенный сад...
правит в нем скорбь одна.
Полог жемчужный, резные столбы,
желтых цапель парад.
Вожжи парчовые, бивни мачт,
белые чайки парят.
Сил нет смотреть: жаль эту даль...
пляски минувших дней.
Самое сердце Циньской земли...
вотчина древних царей.

VII

Озерная гладь Куньмин...
воистину подвиг в веках!
Штандарты, стяги Уди[293]
прямо стоят в глазах.
Ткачиха надежду ткет[294]...
луна как сама тщета.
Ветер вздымает хвост
каменного кита.[295]
Колышется рис в волнах,
уходит на дно во мрак.
Роса холодит лотоса скит,
пыльцы пурпурный прах.
Застава у горных врат,
дорога о двух крылах.
Не счесть здесь озер и рек...
один лишь старик-рыбак[296].

VIII

Куньу, Юйсу... сами собой
вьются дороги, змеятся пути.
Башни Лиловой северный склон
катится в зыбь Мэйпи.[297]
Красные рисинки... видимо, их
порастерял второпях попугай.
Ветви павлонии... прячут гнездо
фениксов[298] — птиц, прилетавших
в наш край.
Зелень с красавицами собирал...
на языке все секреты весной.
С сянями плыли[299] в лодке одной,
затемно переносились домой.
В прошлом с природой спорила кисть.
Слово творила, а не слова.
Белый, как лунь... пою эту даль...
клонится долу моя голова.

275

Белый Владыка [...] грохот вальков на закате. — Белый Владыка — один из пяти Мировых Владык, правитель Запада. Его именем была названа крепость Боди. Именно о ней здесь и идет речь. Обычно у городских стен, где протекала река или был ров с водой, стирали одежду. В старой китайской поэзии стук валька о каменную плиту на берегу реки — привычный знак осени, ибо тогда, прежде чем сложить летнее платье в сундуки, устраивали большую стирку. Упоминанием об осенней стирке заканчивается в стихотворении перечисление примет осени.

276

Куйфу (Куйчжоу) — небольшой город-крепость в верхнем течении р. Янцзы, в горах провинции Сычуань. Здесь Ду Фу прожил два года (766-767 гг.), спасаясь от бедствий «смутного времени». Все стихотворение пронизано воспоминаниями о прошлом, о родных местах.

277

Северный Ковш — созвездие Большой Медведицы.

278

Обезьяны вопят... слезы душа при третьем их крике льет. — Эта строка заимствована из старинной охотничьей песни, приведенной в «Книге вод» при описании ущелий провинции Сычуань. В ней сказано: «Кричат обезьяны. И при третьем их крике слезы уже льются, у меня на одежду».

279

...восьмой луны плот. — Существует старинная китайская легенда о том, что некто «в восьмой луне», что приблизительно соответствует сентябрю, увидел на берегу моря выстроенный плот, отправился на нем в путешествие и достиг самого Млечного Пути. В стихотворении речь идет тоже об осени, но поэт сомневается, что ему в его странствиях удастся чего-то достигнуть.

280

Куан Хэн — советник императора Юаньди (48-33 гг. до н. э.), известный своей мудростью.

281

Книгам... — В китайском тексте стоит «цзин», что в буквальном смысле означает «основу ткани», а в переносном — «основу учения», «канон». Этим словом обозначались, в частности, памятники конфуцианского канона: «Шицзин» — «Книга песен», «Ицзин» — «Книга перемен» и др.

282

Лю Сян (77-6 гг. до н. э.) — член императорского клана Лю, крупнейший эрудит своего времени; посвятил всю жизнь собиранию и упорядочению литературного наследия древности, и в первую очередь конфуцианских книг.

283

Пять Холмов (Улин) — район в столице, где жила знать.

284

На северных заставах гром [...] переные указы. — В средневековом Китае в знак срочности в дощечки, между которыми лежало послание, втыкались птичьи перья. В стихотворении отправка таких указов на запад и гром сигнальных барабанов, доносящийся с севера, говорят о том, что кочевники идут в наступление со всех сторон.

285

...драконы спят... — По поверьям китайцев, осенью водяные драконы опускаются на дно и погружаются в спячку; одновременно дракон — символ вельможи, императора (см. след. стихотворение).

286

...дворец Пэнлай... — Пэнлай — обитель бессмертных небожителей. Однако здесь скорее всего имеется в виду загородный императорский дворец Дамингун. Планы реальный и сказочный тесно переплетены в стихотворении — тем более что построение самой императорской резиденции тщательно копировало мифические "заоблачные чертоги". Например, во дворце, как и у мифической владычицы Запада Сиванму, был "яшмовый пруд" (Яочи), только купалась в нем фаворитка императора Ян Гуйфэй.

287

Наньшань (Чжуннаньшань) — букв. "Южные горы" — были расположены к югу от дворца Дамингун.

288

Злащеный столп Чэнлу... — Столп Чэнлу (принимающий росу) представлял собой стоявшее перед императорским дворцом медное изваяние небожителя с чашей в руке. В чаше собиралась утренняя роса — божественное питье, дающее здоровье и долголетие. Ко времени Ду Фу столпа давно уже не существовало.

289

...фиолетовая мгла уже заставу Хань обволокла. — Имеется в виду видимая дымка, в которой как бы концентрируется животворящий эфир "янци", окружающий бессмертного. По преданию, когда Лаоцзы, решив уйти на запад, приблизился к пограничной заставе Хань, начальник заставы узнал совершенномудрого человека по этой дымке.

290

...у лазоревой цепи влачил на перекличке цепь стыда? — Лазоревая цепь была нарисована на воротах дворцового квартала. Здесь по утрам, прежде чем впустить чиновников внутрь, им устраивали перекличку.

291

Страх За Спиной (Цзюйтан) — прославленное своей дикой красотой ущелье, через которое пробивается река Янцзы.

292

Венчик Цветка, двойная стена... — Венчиком цветка (Хуаэ) называлась одна из башен императорского дворца; от нее шла массивная стена с прогулочной дорожкой, обнесенная высоким парапетом. Призрачные видения далекой столицы возникают у Ду Фу на фоне картин окружающей его дикой природы.

293

Озерная гладь Куньмин [...] стяги Уди... — Озеро Куньмин в окрестностях столицы было создано по приказу "Воинственного государя" императора Уди (140-86 гг. до н. э.), прославившегося своими завоеваниями. Перед нами снова стихотворение-воспоминание, где за реальными картинами столицы возникают видения далекого и славного прошлого страны.

294

Ткачиха надежду ткет... — намек на широкоизвестную легенду о Пастухе и Ткачихе, до сих пор бытующую в Китае. Дочь Небесного Владыки (звезда в созвездии Лиры) была искусной ткачихой, ткавшей бесконечную облачную парчу в небесах. Когда же отец выдал ее за Пастуха (звезда в созвездии Орла), она, охваченная любовью, совсем забыла о своей обязанности, и разгневанный Небесный Владыка разлучил супругов. Им было разрешено встречаться только раз в году — в седьмой день седьмого лунного месяца; тогда они переправлялись через разделявшую их Небесную Реку (Млечный Путь) по волшебному мосту из сорочьих хвостов. Легенда созвучна с судьбой самого Ду Фу, оторванного от родных мест, семьи и друзей.

295

...хвост каменного кита. — Каменный кит некогда находился посредине озера Куньмин.

296

...старик-рыбак — образ мудрого в своей простоте старца, заимствованный у Цюй Юаня; Ду Фу прилагает его к себе.

297

Куньу [...] Мэйпи. — Куньу — живописная местность, Юйсу — горная речка, Лиловая башня — горный пик; Мэйпи — высокогорное озеро. Все эти географические реалии (Куньу, Юйсу, Лиловая башня, Мэйпи) находились к югу от столицы, в огромном императорском парке. Поэт вспоминает столицу, сопоставляя печальное настоящее и идеализируемое им прошлое.

298

...гнездо фениксов... — Феникс (фэнхуан) — мифическая птица, сочетающая в своем облике черты разных животных (куриная голова, змеиная шея, спина, как у черепахи, чешуйчатое тело дракона и т. п.; изображения ее более всего напоминают павлина). Присутствие феникса считалось признаком процветания страны и благоденствия народа, ибо в золотой век древности "фениксы кормились близ городских стен". Конфуций с горечью говорит о том, что в его век "феникс не прилетает". Ду Фу не случайно упоминает о фениксах в прошлом как о птицах, "прилетавших в наш край", подчеркивая, что время расцвета страны миновало.

299

С сянями плыли... Сянь — даосский бессмертный. В эту категорию входят очень разные по характеру персонажи, но чаще всего это добродетельный человек, который благодаря непорочной жизни и приему волшебного эликсира бессмертия обретает «жизнь вечную». Сяни могли быть «земными», удалившимися от мира, и «небесными», вознесшимися на облаке жизненного эфира или на белом журавле к небесам. Все они обладали сверхъестественными способностями. Иногда это слово иносказательно прилагалось к тем, кто презрел условности и бежал «мирской скверны».