Я у нее почему-то ассоциируюсь с ее зятем, который ей гадостей наговорил. Думает о нем, а высказывает все мне. Похоже, в ее глазах я грехи всего мужского пола олицетворяю. В конце своей речи Зоя опять кричит, а я молчу. Не хочу спугнуть этот ее порыв. Пусть выговорится до конца. Нарыв прорвется, и ей потом легче будет.
– Ты не думай, он хороший мужик, Федор-то. Серьезный, обстоятельный, непьющий. Не местный, в этой квартире его бабка жила, Степанида, царствие ей небесное. Ему эту квартиру оставила. Он и приехал этим летом в поселок, в наследство вступать. Видный, красивый. Тридцать лет, женат не был, детей нет. В Москве машинистом метро работает. Завидный жених. У нас в поселке такие на вес золота. А Яночка у меня знаешь, какая? Стройненькая, как тростиночка, глаза красивущие. Волосы еще гуще и длиннее, чем у меня. Тебе бы понравилась. На бухгалтера в Москве отучилась, уж я в лепешку расшиблась, чтоб она у меня с вышкой была. Федор и залип на нее. Сразу замуж позвал. Девочек, говорит, на себя запишу. У них же отец прочерк, так и не призналась мне сестра, от кого залетела. Да теперь и неважно уже это, красоткам моим уже по пятнадцать исполнилось. Умненькие девочки, хорошие. Что им в этом поселке делать? В Москву им надо. Федор сказал: продам бабкину однушку, возьмем ипотеку и купим «трешку» где-нибудь поближе к Москве. Мы ж с Яночкой тоже копили понемногу, тоже чтобы поближе к столице перебраться. Сели мы все вместе, посчитали деньги. Что так, что эдак, ерунда получается. Не хватает. Да и желающих на эту клетушку все не было и не было. А тут Яночка мне сказала, что от Федора беременная. Мальчика ждут. Я сама и предложила наш с Яночкой дом продать. На дом-то наш всегда желающие имелись. Его мой дед строил, отец обновлял. Земли много. Быстро мы его продали и за хорошую цену. Сразу они в Москву уехали, взяли ипотеку, купили трешку в Химках. Девочки в школу устроились, к экзаменам готовятся. У них уже своя взрослая жизнь. Малыш весной родится. Куда мне к ним? Стеснять только, под ногами болтаться. Ни к чему это. Вот и сижу в этой квартире, покупателя жду. Тоже хочу уехать, с работы вон уволилась. Я же так ничего и не закончила, ни института, ни колледжа даже. Нянечкой в яслях работала, с года девочек туда таскала. Жить-то надо было на что-то, пока Яночка училась. Вот так и получилось, что я одна здесь.
– Уже не одна, а со мной, – говорю деланно спокойно, а сам внутри весь киплю от несправедливости происходящего. Эту «потрясающую» историю я уже услышал от бабы Дуси, так что нового мне Зоя ничего не рассказала. Наоборот, кое о чем умолчала. Например, о том, что весь такой распрекрасный и положительный Федор сначала за ней приударил. А она, недолго думая, на свидания с ним Яночку начала таскать. Чтобы, значит, этого телка на «правильную» сестру настроить. В итоге Яночка сейчас с пузом и муженьком в химкинской квартире обживается, а ее сестра в убитой чужой конуре все в том же поселке от людей прячется. С маниакальным желанием умереть от голода. Исключительно в лечебных целях.
Отлично все устроились. Зашибись просто. Зла не хватает.
Нельзя ей сейчас одной. Никак нельзя. Чревато нехорошими последствиями.
Так что не поеду я никуда. У меня отпуск, между прочим. Самому надо отвлечься, перезагрузиться. Не зря я в этой квартире очутился. Значит, так нужно.
Зоя пытается вырваться из моих объятий, но я держу ее крепко.
Она вздыхает и опять чуть поворачивает голову. Мельком смотрит на меня, опять отворачивается. Спрашивает устало:
– Георгий, блин, да ты вообще кто такой?
А вот сейчас по-настоящему обидно.
– Я же уже сказал тебе. Почему не веришь-то? Георгий Иванович Варламов, тридцать четыре года. Родился и живу в Москве. Повар в грузинском ресторане. Женат не был, детей нет. Мать у меня грузинка, поэтому я – Гоги. Есть старшая сестра Катя, двое племянников. Отец умер, мать жива. Куча грузинской родни, все в ресторанном бизнесе. Взял отпуск, поехал со своей девушкой к другу Новый год отмечать, там я напился, мы с ней поругались. Сели в машину, поехали обратно. Она за рулем была. Опять поругались, она разозлилась и выкинула меня на трассе пьяного и раздетого на обочину. Сама уехала. Я увидел поворот на поселок, дома, пошел напрямик через поле на огни. Нарвался на малолеток каких-то, они отделали меня, отобрали часы, ботинки сняли. Я дополз до елки, сел и сразу тебя увидел. Честно, Заяц, я бы замерз там. Кроме тебя, никто бы меня не притащил домой. Ты мне жизнь спасла. Спасибо тебе огромное. Конец истории.