Вот теперь чувствую, что поверила. Хорошо я сказал, убедительно. Молодец я.
– Ладно. Я рада, что помогла хорошему человеку. Только почему ты домой не едешь? Чего тебе от меня надо, Георгий Иванович Варламов? Тебя дома сестра и мама ждут. А ты тут со мной.
Вопрос не в бровь, а в глаз. Раскусила ты меня, Зоя Павловна.
– Заяц, а роди мне ребенка, – опять ляпаю, не подумав.
Зря, конечно. Не так сразу надо было.
Зоя Павловна
Гад. Насмешливый гад. Шизик, придурок полный. Разве можно так издеваться? Ненавижу. Пожалела мужика, называется, подобрала в канаве. Как в анекдоте: «Чей мужчинка? Ах, ничей мужчинка? Такси, такси!» Клиническая идиотка. Надо сразу было убиться об стену, когда Яночка с девочками уехали. Чтоб не мучиться.
Он мой ровесник. Если б разглядела его повнимательней в темноте, ни за что бы не привела домой. Думала, пенсионер какой перепил и загибается.
Вырываюсь из его длинных рук, подхожу к окну и вглядываюсь в бесконечную снежную равнину невидящими глазами. Снег и мороз на Новый год – вот чудо чудное и диво дивное в наших краях-то! Надо бы и правда выйти прогуляться. Отвлечься от глупых разговоров. Не могу больше с ним в замкнутом помещении находиться. Задыхаюсь от бешенства просто. Боюсь, что глаза выцарапаю. Зачем-то про Яночку ему наболтала. Кто меня за язык тянул с ним откровенничать?
Молча иду в прихожую. Там в небольшой кладовке еще со времен бабушки Степаниды стоят старые кирзовые сапоги огромного размера и висит плащ-палатка. Когда делала предпродажную уборку, хотела деду Вите отдать, он рыбак. Но почему-то не отдала. Как чувствовала, что пригодятся.
Машу рукой гаду.
– Иди, одевайся.
– Зачем? – искренне недоумевает он.
Придурок. Еще и тупой, как валенок.
– Гулять ты в носках собрался? Одевайся, кому говорят. Дело есть.
Он странно смотрит на меня, неизменно ухмыляется и молча влезает в сапоги.
Идем в соседний подъезд и поднимаемся на третий этаж. Дверь открывает Борька в майке-алкоголичке и в развеселом настроении. Мой одноклассник. Приходит в восторг и лезет обниматься.
Из квартиры нестерпимо пахнет жареной курицей.
– О, Зоя Павловна! Сколько зим, сколько лет! С Новым годом, с новым счастьем! Заходи, чего в дверях стоишь, как неродная!
– Я к Сане, – строго говорю я. Отодвигаю пылкого одноклассника плечом.
– Сашка, а ну, подь сюды! – кричит Борька вглубь квартиры. – Чего он натворил-то?
– Надеюсь, что ничего.
Оглядываюсь на гада – тот смотрит на меня напряженно. Укоризненно качает головой. Знаю, что сам хотел разобраться. Это с ботинками спешки нет, никуда они из поселка не денутся. А вот часы нужно срочно выручать, пока шустрые деточки их в скупку не отвезли.
Санька, тринадцатилетний пацаненок, увидев меня, с ходу делает большие и честные глаза, как у кота из Шрека. Мельком мажет взглядом по Георгию. Оборачиваюсь и тоже смотрю на гада. Тот опять качает головой, мол, нет, не он.
– Не участвовал вчера? – голосом прокурора спрашиваю Саньку.
Тот, несмотря на честные глаза, сразу понимает, об чем речь.
– Нет, что вы, Зоя Павловна! – он даже руки к груди прижимает, чтобы лишний раз подчеркнуть свою правдивость. Ну и актер!
– Но слышал, – веско говорю я.
И Санька виновато опускает взгляд.
– Серый хвастался ночью, что приезжего пьяницу обули на часы и на ботинки. "Обули", в смысле, разули.
– Малеев?
Санька молчит. Не сдает товарища. Но мне уже и не надо никаких подтверждений. Я сразу на Малеева подумала. У нас в поселке такими подленькими делишками только он со своими прихвостнями занимается. Саня сидит за одной партой и дружит с Аней Малеевой, младшей сестрой Серого. Поэтому они вроде как родственники. Я была уверена, что если нападение – дело рук Серого, то Санек обязательно в курсе.