Борька, ни в чем не разобравшись, дает сыну звучного леща. Привычно орет, брызгая слюной.
– Сколько раз тебе говорит, чтобы не путался с этой семейкой!
– Эй-эй, Боря, полегче! – осаживаю я одноклассника. – Ни в чем твой сын не виноват. Он хороший мальчик. И Аня хорошая девочка. И тоже ни в чем не виновата. Не порти детям жизнь, а? Пусть у вас все хорошо будет в новом году. Татьяна где?
–Так она с младшим в деревню поехала мать навестить.
Грожу ему пальцем.
– Холостякуешь, значит? Смотри, Борька, чтоб без залетов мне! Я тебя перед женой покрывать не буду!
Он аж трезвеет от испуга.
– Зоя Павловна, да ты что! Ты что! Даже и не думал! Я с Ромычем посидел культурно, и все! Я вон сыну обещал на каток сегодня сходить, в хоккей поиграть.
– Обещал – значит, собирайся! Саня, иди коньки доставай! – командую я.
– Ух ты! Пап, а можно, я с собой Аню приглашу? Она на коньках умеет!
– Можно! – отвечаю я. Борьке ничего другого не остается, и он тоже кивает.
Повеселевший парнишка заныривает внутрь квартиры. Прощаюсь с Борькой, и мы с гадом медленно идем в частный сектор.
Я уже могу относительно спокойно на него смотреть. Он тоже кидает на меня внимательные и задумчивые взгляды.
– А ты всем девушкам предлагаешь от себя ребенка родить? – цежу я сквозь зубы. Все никак не могу переварить его слова. Снова и снова к ним возвращаюсь. Достаточно ли я безумна, чтобы родить от первого встречного из сугроба? Достаточно ли он безумен для того, чтобы предлагать мне это всерьез?
Он усмехается.
– Нет, только красивым блондинкам с длинными волосами.
– Толстым доверчивым уродинам, которым можно лапшу на уши можно навесить.
Недовольно качает головой.
– Не говори так про себя, Заяц. Не надо. Ты не толстая. А сейчас постройнеешь, совсем конфеткой будешь. Сколько собираешься голодать? Семь или десять дней?
Он сбивает меня с толку своими расспросами. С чего бы мне ему что-то рассказывать? Но я почему-то отвечаю.
– Неделю. Я хотела в санаторий поехать, там это делать. Да Федор некстати меня своим покупателем напряг. Пришлось отказаться от поездки. Хотя я вообще подозреваю, что он этого покупателя придумал, лишь бы я к ним в новую квартиру на праздник не заявилась. Я же скучаю. Решила дома голодать, раз настроилась. Сегодня третьи сутки уже. Знаешь, даже есть особо не хочется, – неохотно говорю я. – Только слабость и небольшая головная боль.
Я иду все медленней и медленней, а слова произношу все быстрее и быстрее. Нервничаю. Если честно, ужасно боюсь Малеева. Он уже не подросток, а здоровый бугай семнадцатилетний. Озлобленный, не нужный своим родителям-пьяницам. Неприкаянный. Рецидивист. Вроде в прошлом году после девятого класса поступил в какое-то ПТУ в райцентр. Уехал в общежитие жить. Весь поселок вздохнул с облегчением. Но весной опять вернулся. Выперли его за прогулы и неуспеваемость. И он продолжил беспредельничать.
Перед калиткой его дома я останавливаюсь. Нерешительно и сумрачно смотрю на своего спутника. Собираюсь с духом. Оттягиваю момент. Дергаюсь.
– Малеев – высокий рыжий парень. Когда-то мой воспитанник. Он гарантированно зачинщик. Твои ботинки и часы у него. К сожалению, я даже не знаю, как до него достучаться, как с ним разговор построить. Он из неблагополучной семьи. Местного, может, и побоялся бы разуть, а ты приезжий. Я боюсь, такими темпами он до мокрухи быстро докатится и сядет. И дружков своих за собой утащит. Если добровольно не вернет, пойдем заявление на него писать. Ты как, готов?
И вот тут «подарочек» меня в очередной раз удивляет. Говорит решительно:
– Слушай, Заяц, а не хочешь меня здесь подождать? Давай я сам с ним поговорю. Без свидетелей.
Я аж дар речи потеряла.
А он продолжил:
– Ну, что ты ему сделаешь? Пальчиком погрозишь? Если он такой, как ты сказала, он в глаза тебе посмеется, и все. А мы с ним по-пацански потолкуем. Как ни крути, терки-то это не твои, а его и мои. Короче, стой здесь, воздухом дыши, я быстро.