Сестра обалдевает от такой моей ответки. Никогда я с ней раньше так не разговаривал. Все эти пять лет беспрекословно служил семейному делу, приходил в ресторан первым, уходил последним. Торчал на кухне по двенадцать часов. Варикоз в свои тридцать четыре года на ногах заработал. Зачем нужны деньги, достающиеся ценой собственного здоровья и личного счастья?
– Эй-эй-эй, Гоги, полегче! – пытается смягчить мой напор Катя. – Что там за чудо-девица такая, что ты о женитьбе и о детях заговорил? Никогда от тебя такого не слышала! У вас все серьезно? Ты с ней на какой стадии находишься: еще влюбляешься, или уже разлюбляешься? Первая неделя знакомства, или уже вторая?
Блть, чтоб я еще! Хоть раз!! С сестрой о своей личной жизни откровенничал!!!
Просто сбрасываю ее звонок. Тоже в первый раз в жизни.
Что хочу сказать. Голодать непросто. Я вон всего половину дня от еды воздерживаюсь, и уже поссорился с Катей. Внутри меня кипит раздражение.
Усилием воли привожу себя более-менее в спокойное состояние и иду в комнату. Зоя постелила мне на полу рядом со своей кроватью. Ложусь на жесткое ложе и мрачно размышляю о том, чем буду заниматься в жизни, если все-таки придется уволиться.
С деньгами проблем нет, денег у меня навалом. Я их тратить не успеваю. Помимо зарплаты шеф-повара, у меня есть доли в уставном капитале каждого из четырех ресторанов с ежеквартальными выплатами. Прожить вполне можно. Можно тряхнуть стариной и устроиться в какое-нибудь кафе барменом на вечерние часы. Именно с этой должности семнадцать лет назад я начал свою трудовую деятельность. Три года отработал. Потом во мне внезапно проснулся интерес к кулинарии, я закончил несколько профессиональных курсов, поездил по Европе, посетил пару мастер-классов в Париже, и пошло-поехало. Шеф-поваром, правда, не сразу стал. Даже моя собственная семья меня долго не воспринимали, как профессионала. Поставили шефом в «Сулико» от безысходности, больше года никак не могли хорошего спеца найти. А я «Сулико» за пять лет из скромной забегаловки в ресторан экстра-класса превратил.
А можно вообще плюнуть на все и поехать путешествовать. Я у бабки с дедом в Грузии шесть лет не был. Как стал на свою семью пахать, так и перестал ездить.
– Гош, – тихо шепчет мне со своей кровати Зоя. – Ты спишь?
После разборок с Малеевым она не знает, как ко мне относиться. Видно, что озадачил я ее. Все еще не верит мне, подозревает в чем-то, но немного оттаяла. Все-таки правильно я сделал, что позволил ей выплакаться, поделиться своей обидой. Ей физически и психологически легче стало, хоть она этого сама пока не осознает. Даже голос изменился, стал мягче и тише. С другими она по-прежнему неосознанно разговаривает командным рыком. А со мной под ручку сегодня гуляла. Красота. Того и гляди такими темпами скоро и детей делать будем. Шутка. Наверное.
Первая неделя, чувства на подъем. Я влюбляюсь.
– Не сплю. Выключить телевизор?
– Выключи. Давай поболтаем? Я тут подумала, я совсем про тебя ничего не знаю.
Ух ты, какой прогресс! Раздражение моментально уходит, я улыбаюсь. Мое внутреннее чутье насчет женщин меня никогда не подводит. Может сколько ее душе угодно драться и обзывать меня, все равно не может скрыть свой интерес. И он, надо сказать, взаимный.
– Что ты хочешь про меня знать, Заяц?
Она мнется.
– Извини, если вопрос покажется грубым, но… Почему ты постоянно ухмыляешься? Ты, даже когда в сугробе сидел, все время ржал. Это так дико смотрелось, как будто ты под наркотой был. И мимика часто у тебя очень странная.
Смеюсь.
– Все очень просто, Заяц. У меня было воспаление лицевого нерва. Остались небольшие тики, подергивания щеки и уголка губ. Когда лицо расслаблено, выглядит это немного жутковато. А когда я усмехаюсь, вроде и незаметно. Все мои знают и давно уже привыкли. Мимика странная, потому что даже когда я улыбаюсь, один уголок из-за подергиваний получается выше, чем другой. Улыбка выходит кривая. Ты присмотрись завтра при свете дня ко мне повнимательней, сама увидишь. Вот и приходится корчить из себя шута горохового, чтобы внешнее уродство не так было заметно.