– Быстро собирайся, я такси вызываю. Нам в Москву ехать.
Она убегает в комнату, чтобы переодеться. У меня никак не получается попасть по клавишам айфона – руки трясутся.
Баба Дуся смотрит жалостливо, но не может удержаться от расспросов:
– Кто пострадал-то?
– Мой друг, – кратко отвечаю я. – Я у вас в поселке оказался только потому, что от него ехал. Так бы даже и не знал, что Лесной на карте существует. Евдокия Ильинична, давай потом поговорим, хорошо? Вернемся, все расскажем тебе. Сейчас нам очень быстро ехать надо.
– А и незачем вам сюда возвращаться, милый, – поджимает она губы в ответ. – Забирай Зоечку Павловну и доброго пути вам. Ключи у меня от квартиры есть, если покупатель приедет – я ему все покажу. Телефон Зоечки Павловны и Федора у меня тоже есть, если что нужно будет – позвоню. Вам-то тут зачем быть? Езжайте с Богом.
Сердечно обнимаю бабу Дусю.
– Спасибо тебе, дорогая. За все спасибо.
Та даже плачет от избытка чувств.
– И тебе спасибо, Гоги. За все спасибо. Береги Зоечку, не обижай ее. Хорошая она очень. На свадьбу-то позовешь?
Я все еще никак не могу вызвать такси, поэтому отвечаю машинально:
– Конечно, баба Дуся. Обязательно.
До Москвы тащимся часа два. Такое ощущение, что народу резко надоело пьянствовать, и все решили срочно выехать куда-нибудь развеяться. Всю дорогу молчим. Я одной рукой обнимаю свою спутницу, второй строчу сообщения общим знакомым в мессенджерах. Зоя ни о чем меня не спрашивает, лишь жмется ко мне и иногда еле слышно что-то шепчет.
– Что, Заяц? – смотрю на нее внимательно. Зоя не знакома с Мишкой, но переживает не меньше, чем я. Это заметно.
– Молитвы читаю, – она смотрит на меня, не отводя тоскливых глаз.
Бросаю айфон, резко выдыхаю и обнимаю ее двумя руками. Зарываюсь лицом в ее макушку.
– Господи, Зоя. Молитвы – это хорошо. У них двое детей маленьких. Спасибо тебе, что поехала со мной. Сначала в больницу, потом ко мне, хорошо? Я ступил, надо было чемодан твой с вещами забрать. Не отпущу тебя, ты нужна мне сегодня. Останешься у меня?
Она улыбается мне сквозь слезы. Ее губы дрожат от волнения.
– Конечно, останусь. Теперь уже и не выгонишь.
Зоя Павловна
В аварии, в которой шестнадцать лет назад погибли мои родители, пострадали еще двое мужчин. Была зима, сильный гололед, джип тех людей вынесло на встречку, в лобовое столкновение с жигулями моих родителей. Папа погиб на месте, мама умерла на операционном столе. У водителя встречной машины были травмы средней тяжести, его привезли в ту же клинику, что и маму, а пассажир джипа и вовсе отделался ушибами.
Узнав о случившемся, я сорвалась с институтской пары и помчалась из Москвы в больницу. Там меня тоже первым делом попросили сдать кровь для мамы. Когда я вышла из отделения переливания крови, медсестра на стойке регистрации сказала, что Лагутина умерла. Но тут же добавила: «А мужчина пока жив, операция продолжается. Вашу кровь перельют ему».
Первую сданную мной кровь перелили мужчине, который убил моих родителей. Так получилось. Потом я даже стала почетным донором… И никогда не спрашивала, кому перельют мою кровь. Не хотела этого знать.
В больницах меня всегда настигают тяжелые воспоминания. Стены давят. Шепчут. Свидетельствуют. Вся моя жизнь – какая-то пошлая мелодрама, написанная бездарным сценаристом.
Впрочем, думаю, каждый из нас так думает о себе…
Я сижу на кушетке и смотрю, как мой любимый в окружении других людей пытается успокоить жену своего друга. Лера – красивая молодая женщина. Стильно и хорошо одетая. Только сейчас она раздавлена горем. Гоша что-то внушает ей, наклоняется, заставляет смотреть ему в глаза, встряхивает за плечи. Она послушно кивает головой, как заводная кукла. А на самом деле, я уверена, не слышит ни слова из того, что он ей говорит.
Я знаю. Я помню.
Ни с кем не знакома из присутствующих, кроме Гоши. Сижу в сторонке, но так, чтобы он меня видел. Не мешаю ему. Молча поддерживаю.
Наконец, приезжают еще какие-то люди, родственники или знакомые. Они бросаются к Лере со слезами и словами поддержки. Гоша передает им заплаканную женщину с рук на руки и идет ко мне. Я вижу, что он сильно на взводе. Но пока держится.