Повторное рассмотрение дела должно было состояться через месяц, а пока Алекса отправили в тюрьму где-то под Липецком. Все это время мы с Юрием Алексеевичем старались найти новые доказательства невиновности моего возлюбленного.
За сутки до второго суда нам сообщили новую дату его проведения — только через две недели. И эта история повторялась дважды. В итоге два с половиной месяца Алекс провел в тюрьме. Он строго-настрого запретил мне приезжать к нему, но сам звонил практически каждый вечер. За свои брендовые часы ему удалось выменять у сокамерника дешевый мобильный с сим-картой. Подключенный тариф позволял снимать с телефона наличные. Два раза в неделю я переводила на его номер деньги, часть которых он расходовал на звонки мне, часть — на личные нужды. Никогда не думала, что наши тюрьмы похожи на рынок, где можно найти все, что пожелает душа: от наркотиков до спортивного питания. Именно в спорте Алекс нашел для себя отдушину.
Ежедневно после изнурительных работ мой мужчина возвращался в камеру, где вместе с новым приятелем усердно занимался с выменянным у охранника спортивным инвентарем. У них был один комплект на двоих, но этого хватало для ежедневных тренировок.
Когда я увидела Алекса через два с половиной месяца, то не узнала в этом мужчине своего некогда холеного жениха. И дело было не только в массе тела, которую он набрал. Его лицо совершенно изменилось, оно стало таким суровым, что, казалось, он разучился улыбаться. На лбу залегли глубокие морщины, в бурых волосах кое-где светлела седина.
В день, когда тюремное заключение заменили условным сроком, из зала суда Алекса отпустили домой, и тогда я узнала, что изменился он не только внешне. За короткие минуты телефонных разговоров было сложно понять, что моего нежного и трепетного, веселого и оптимистичного возлюбленного больше нет. Рядом со мной теперь был решительный, суровый, но ожесточенный мужчина. На мне Алекс не срывался. Он, как и раньше, старался показывать любовь ко мне, но больше ни с кем общаться не желал.
Привыкший самостоятельно распоряжаться своим временем, управлять сотрудниками и разрабатывать стратегические бизнес-планы Серебрянский стал простым строителем, вынужденным подчиняться бригадиру. Свою квартиру Алекс продал, но от полученных денег почти ничего не осталось. Часть он уплатил за судебные издержки и как гонорар адвокату, часть, как и обещал, перечислил своим бывшим сотрудникам, а на остальную сумму купил двухкомнатную квартиру в ближнем Подмосковье, которую, без моего ведома, оформил на нас обоих.
Нам приходилось жить от зарплаты до зарплаты. Все свое время Алекс убивал на стройке, но получал лишь жалкие гроши, которых с трудом хватало на оплату коммунальных расходов. Спустя какое-то время он расстался и с дорогим внедорожником, вместо которого приобрел подержанный фольксваген. Единственным доходом нашей почтисемьи стала моя галерея.
Почтисемьи… а лучше сказать недосемьи, ведь настоящей семьей нам теперь не стать! И речь не о традиционной ячейке общества со штампом в паспорте и одной фамилией на двоих. И для меня, и для Алекса семья — это, прежде всего, дети, но в них теперь нам было отказано: своего не родить, а усыновить уже не получится. Разве государство, так заботящееся о своих гражданах, позволит взять ребенка на воспитание отцу-уголовнику? Мы с Серебрянским прекрасно понимали, что в нашей квартирке не услышим топот детский ножек, спешащих на кухню, чтобы скорее ухватить кусок лакомого яблочного пирога, пока я отвернусь к дымящемуся борщу, которым скоро накормлю папу нашего непоседы. Никто не назовет меня мамой, не возьмет мое лицо своими маленькими, горячими, липкими от сладких конфет ладошками, чтобы притянуть поближе и сказать что-нибудь по секрету, только, чтобы папе не говорить… Мы не обсуждали с Алексом детей, прекрасно понимая, что не судьба.
Единственное, что помогало не уйти с головой в тоску по нашим сломанным жизням — это работа. Для него — единственный способ остаться на воле и отдать незаслуженный долг государству, для меня — возможность остаться на плаву, есть, пить, раз в пару месяцев ходить в кино. Галерея больше чем раньше стала моим вторым домом. Там я вновь чувствовала себя прежней, тем более что рядом была верная подруга.