Ни разу за все время мы не обсудили это, первые дни, пряча по утрам друг от друга глаза, а после, спокойно завтракая перечно-ароматной глазуньей. Дикие ночи стали нормой нашей поломанной жизни, потому что только так удавалось уснуть без снов.
Кошмары пришли не сразу. Сначала от недосыпа, переживаний из-за суда и апелляции больному сознанию было не до этого, но стоило жизни попасть в спокойное русло, как страшные картины одна за другой всплывали перед глазами. Мы с Алексом, подобно двум ненормальным из психушки, практически не спали, поочередно просыпаясь от ужаса, который никак не хотел отпускать.
— Все будет нормально. Обещаю. Переживем. Справимся, — прижимая меня зареванную к своей груди, шептал Алекс, но верил ли он сам в это?
Следующей ночью все повторялось с точностью наоборот. Он, покрытый испариной, вскочил с диким криком, схватился за голову, а я пыталась найти слова, чтобы успокоить.
— Я не жалею, что убил его, но не могу с этим жить. Черт, — он потянулся за сигаретой и, прикуривая прямо в спальне, направился на балкон.
Алекс закурил в тюрьме. Это не единственная дурная привычка, которая там появилась. Он стал ругаться крепким матом, хотя при мне старался не выражаться, его прежняя обходительность пропала, а излишняя прямолинейность порой граничила с грубостью. Серебрянский никогда не рассказывал, что с ним было в тюрьме, но его молчание было красноречивее.
В полной красе Алекс показал себя поздней весной. Мы обживались в новой квартире, когда неожиданно нагрянули гости. Я открыла дверь и увидела на пороге Веронику и Бориса. Первой моей мыслью было, что эти двое столкнулись на лестнице, но судьба оказалась куда большей фантазеркой.
После суда над Алексом Ника записалась в клуб анонимных алкоголиков, где ее наставником оказался мой бывший друг, который сам недавно успешно прошел курс и теперь хотел помогать другим. Поделившись с Борей своей историей, Вероника с удивлением узнала, что он не просто знаком со мной и Алексом, но также сыграл свою нехорошую роль в нашей жизни. Два одиноких, снедаемых чувством вины, человека нашли друг друга. Постепенно их дружба переросла в нечто большее и, плюя на чужое мнение и разницу в возрасте, Вероника и Борис съехались.
В отличие от меня Александр не был рад таким гостям. Его не тронула их история, а раскаяние не вызвало ничего кроме холодного равнодушия. Казалось, что в сердце Алекса не осталось места ничему светлому, он перестал верить людям, отдавая ту малость теплоты, что еще удалось сохранить, только мне. Борис и Вероника поняли, что Серебрянский им не рад, еще раз попросили прощение за прошлое и ушли на долгие месяцы…
Проводя большую часть времени на работе, исключив романтику, чувствуя давление внутренних демонов, мы с Алексом перестали радоваться жизни, но в какой-то момент это стало невыносимым.
— Ян, завтра ровно год с аукциона в мэрии, где мы познакомились, — сообщил за завтраком Алекс.
— Год… а кажется, будто прошла вечность, — задумчиво произнесла я, с болью в сердце понимая, как сильно мы изменились за это время.
— Давай отметим? — вдруг предложил он, и я подняла удивленные глаза на мужчину, стараясь понять, насколько он серьезен. — Ян, мы нигде не бываем, дом-работа, работа-дом, у меня еще отмечание в полиции раз в неделю. Пару раз ходили в кино и все.
— Хорошо. Давай. Ты работаешь завтра?
— Да, раньше уйти не получится, Алексеич* загрузит сверхурочкой, но можем пообедать вместе. Шикарный ресторан не обещаю, но у нас там есть пиццерия. Возьмем пепперони, — улыбнулся он улыбкой прежнего Алекса, и что-то внутри меня сломалось, позволяя тоске по прежнему возлюбленному снова больно кольнуть сердце.
— В час? — уточнила я и аккуратно накрыла его руку своей ладонью. Легкий жест, такой не соответствующий нам настоящим, оголяющий мои потаенные чувства. Было страшно, что он одернет руку, но вместо этого Алекс поднес мою ладошку к губам и поцеловал.
— Лучше в половину, постараюсь убежать пораньше.
Серебрянский работал на стройке нового многоэтажного дома, который со скоростью света возводился на месте снесенных хрущевок. Я пару раз здесь была, поэтому без труда нашла своего мужчину в недрах недостроенных бетонных комнат.
— Ну что, господин Серебрянский, накормите свою девушку пиццей? — спросила я, подходя со спины и обхватывая руками его талию, уткнувшись лицом во влажную футболку, вдыхая терпкий запах мужского пота вперемешку с одеколоном и дезодорантом.
— Только скажу ребятам…
— Что ты собираешься сказать ребятам, Санек? — раздался басистый мужской голос с порога неготового помещения, которое скоро обречено стать чьей-то кухней.
— Леонид Алексеевич, я на обед, — ответил Алекс бригадиру, и тот недовольно поморщился.
— Какой обед, Санек?! Какой обед? Дел невпроворот. Ребята дошираками перебились и нормально, а тебе обед подавай… С девушкой своей после работы помилуешься. Вы уж извините, — легко поклонившись, обратился он ко мне, — давай за дело, Санек!
— Обед это право Александра по трудовому кодексу, вы не можете не отпустить, тем более, что он постоянно на переработках, — разозлилась я.
— Санек, придержи свою пылкую кобылку и за работу, — раздраженно кинул бригадир и уже собрался уходить, как Алекс резко преградил ему путь, — это еще что за фокусы? Забыл, что ты уголовник?