Мы медленно, держась за руки, вошли в мое мрачное, пронизанное ужасом и болью прошлое. Сколько раз в ночных кошмарах я сюда возвращалась, но сейчас все было еще страшнее. Я узнавала каждый коридор, каждую железную балку и, конечно, ту самую комнату.
— Здесь. Они делали со мной это здесь.
— Да, это действительно так, — проговорил Илья.
— А вам откуда известно?
— Ваша запись… кхм… она сохранилась, — на лице мужчины отразилось смущение, и он увел взгляд.
Значит, он все видел… От этой мысли стало нестерпимо больно, словно я сейчас снова стояла обнаженной перед чужими людьми.
— Пойдемте отсюда, — процедил Серебрянский.
Я не помню, как мы выбрались наружу, свет фонарей рябил под ногами, освещая почерневший пол, и я благодарила судьбу, что ночь скрывает меня от Горячева. Как теперь смотреть ему в глаза? Как?
— Яна, знаю, как вам неприятно это, но я не мог не смотреть запись. Это главная улика. Вы должны понимать, что на суде…
— Вы покажете это на суде?
Дура! И как я раньше не поняла, что давая показания против Абрамова, придется подтверждать их неопровержимыми уликами. Илья молчал, и в этом был ответ.
— У нас нет выбора. Только так мы сможем засадить Абрамова, — Горячев обращался к Алексу, понимая, что именно его согласие должен получить, и мой мужчина его дал.
— Ян, после суда все кончится, слышишь? Родная, мы должны это пережить.
В ту ночь я снова не могла уснуть, только теперь вместо дурманящей надежды на светлое будущее, варилась в желчи прошлого, понимая, что никуда не деться и снова придется шаг за шагом, час за часом переживать мои мучения. А вот Серебрянской уснул, и я не могла винить его за это. Он устал за последние месяцы и, наконец, позволил организму расслабиться. Только на рассвете и меня, наконец, сломила усталость.
Когда я проснулась, то была в комнате одна, а день палящим солнцем сообщил, что давно настал. Часы показывали два, и это странно, ведь утром Горячев снова хотел наведаться на завод. Наспех одевшись, я вышла из спальни и увидела на кухне Александра и Илью, деловито накрывавших на стол.
— Завтрак? — усмехнулась я, наблюдая всю эту забавную сценку.
— Любимая, уже обед, — подошел ко мне Серебрянский и потянулся за законным поцелуем, но я отвернулась.
— Не целуйся с помойкой, я еще не чистила зубы, — пробурчала я.
— Я любую тебя люблю и готов целовать.
— Охотно верю, но все же не стоит идти на такие жертвы ради меня. Доброе утро, Илья.
— Доброе, Яна. Умывайтесь и приходите на кухню. Нам с Александром есть, что вам сказать.
Я посмотрела на Алекса, вмиг ставшего серьезным, но он и бровью не повел. Стало ясно, что разговор предстоит небыстрый, и лучше действительно сначала умыться.
Когда я вернулась, передо мной стояла тарелка пюре с полуфабрикатными котлетами, которые я не стала бы есть, не будь это блюдом от моего мужчины. Илья выложил на блюдце несколько соленых огурцов и поставил на центр стола. Мужчины переглянулись, судя по всему не зная, как начать разговор.
— Я понимаю, что вы хотите сообщить что-то важное. Давайте, не нужно тянуть, — не выдержала я, прекращая весь этот фарс.
— Яна, есть один способ избежать просмотра вашего видео на суде, — обратился ко мне Илья, и вроде бы это должно было обрадовать, но по суровым мужским лицам я поняла, что не все так просто.
— В чем загвоздка?
— Солнышко, — Алекс положил мне на тарелку огурчик, а потом внимательно посмотрел в глаза, — люди Ильи получили доступ ко всем видео, которые снимал Абрамов, а, значит, там должны быть съемки твоей сестры. Ты, как ближайший родственник…
— Нет! — отрезала я. Мысль демонстрировать Риту судье, адвокатам и прочим казалась мне омерзительной. За себя отвечала я, но память о сестре — это другое. Если покажу ее видео, чем сама буду отличаться от Абрамова?
— Яна, но тогда…
— У вас же есть видео и других девушек. Почему не показать их?
— Они также будут приобщены к делу, но вы — жертва и можете дать показания, что именно по приказу Абрамова все это с вами сделали. Рита — ваша сестра, ближайшая родственница. Вы сможете представлять в суде ее интересы.
— Ее видео вы тоже смотрели? — равнодушно спросила я, но это было напускное. Зная, как оборвалась жизнь сестры, я не могла найти иного способа держаться, кроме как демонстрировать стойкость.
— Мы просмотрели не все видеозаписи. Сегодня к вечеру я принесу фото, и вы опознаете по ним сестру. Саму запись смотреть ни к чему.
— Мне нужно подумать.
Никакого аппетита больше не было. Пюре с котлетой остались нетронутыми. Я ушла в комнату и, забравшись прямо в тапочках на кровать, начала размышлять над словами Горячева. Показать видео сестры — все равно что стать подобием мерзавцев, что спекулировали на ее несчастье. Но ведь это будет моя попытка наказать Абрамова? Выступить не только за себя, но и за Риту… Может быть, Илья и Алекс правы?..