— Да-да, я думаю, это было именно так, — проговорил граф Керу. — Но как он сюда пробрался? И как сбежал отсюда?
— Через это окно, я полагаю, — ответил жандарм и указал на окно в конце коридора.
— Это невозможно, — заметила довольно сухо Мэри-Энн, уже немного успокоившаяся. — Это окно всегда было заколочено. Посмотрите сами, на нем нет ни задвижек, ни петель.
— Действительно, — согласился граф Керу. — Я сам так распорядился. Оно не открывается…
Бланшон, закусив губу, скорчил недовольную гримасу. Оставалось осмотреть столовую, буфет, гостиную и ванную комнату. Это тотчас было исполнено, но нигде не обнаружилось никаких следов преступника. В коридоре ощущался слабый запах пороха — вот и все. Действительно, в павильоне было так чисто и опрятно, что даже самый искусный сыщик не раскопал бы ничего, что могло бы направить его расследование в нужное русло. С каждым шагом дело становилось все более загадочным.
По правде сказать, Бланшон был сбит с толку. Он то поднимал глаза вверх, то опускал их вниз — так бригадир пытался обнаружить какую-нибудь зацепку, которая привела бы его к открытию истины. Однако ничего. Лишь один кусочек кружев свидетельствовал о том, что здесь произошла ужасная драма. В следующую минуту снаружи послышались крики:
— Это он! Убийца!
Граф Керу, схватив за руку Губерта, бросился к двери. Бланшон последовал за ними, а Мэри-Энн осталась в павильоне одна. На улице толпа крестьян окружила какого-то человека, несмотря на то что тот яростно от них отбивался.
— Давид! — воскликнул граф Керу.
— О, не может быть! — прошептал Губерт.
Прежде чем господа успели подойти к молодому человеку, толпа оттеснила несчастного музыканта к стене павильона, и тот упал на ступени лестницы.
— Она умерла! Неужели она умерла? — вскрикнул юноша, увидев графа. — О, скажите мне, что это неправда!
Черты лица Давида исказились, он дрожал, словно в лихорадке.
— Что произошло? — спросил граф.
— Извините меня, господин Керу, — начал выступивший вперед Лантюр. — Но я вам вот что скажу: нечего долго искать убийцу… Это музыкант.
— Я? Убийца Элен?! — воскликнул Давид.
— Граф, говорю вам, это он… Злодей мог пробраться в павильон только сзади, и лучшим доказательством служит то, что мы нашли его в той стороне.
— Да! Да! — галдели крестьяне.
Бланшон, сделав два шага вперед, заявил:
— Моя обязанность — задержать того, на кого указывает большинство.
И его широкая рука опустилась на плечо музыканта, но тот, грубо оттолкнув ее, обратился к господину Керу с такими словами:
— Граф, вы знаете меня не один год… К той, которой вы дали ваше имя, я питал глубочайшее чувство преданности и уважения. Я пожертвовал бы ради нее жизнью… Скажите этим людям, что не я убийца…
— Вот и мэр! Мэр приехал! — закричали в толпе.
Из подкатившей кареты вышел толстый человек маленького роста. Граф Керу, пристально глядя на Давида, тихо прошептал:
— Он любил ее…
— Господин мэр, задержите убийцу! Это он! Музыкант! — послышалось из первых рядов.
Мэр Тирселен, богатый лесопромышленник, поспешил к хозяину замка.
— Граф, — произнес он, — я имел несчастье услышать об ужасной катастрофе, но я рад, что убийца задержан.
К слову сказать, господин Тирселен всегда имел «несчастье услышать», «удовольствие увидеть», «честь узнать» и тому подобное.
— Господин мэр, — делая под козырек, обратился к чиновнику Бланшон, — я должен задержать преступника, не правда ли?
— К сожалению, я вынужден вам это приказать, бригадир, — ответил мэр.
По одному знаку Бланшона двое жандармов схватили Давида. Молодой человек не проронил ни слова, он лишь опустил голову и закрыл лицо руками. Крупные капли слез струились между его пальцами.
— Вот он уже и струсил! — заметил Лантюр. — Мошенник! Я с удовольствием посмотрю, как тебе голову снимут!
Под улюлюканье толпы несчастного повели в замок, а мэр остался с господами, чтобы «иметь честь» расспросить их об убийстве. Губерт де Ружетер удовлетворил его любопытство.
— Итак, мы немедленно приступим к допросу, — заключил мэр. — Я надеюсь, что господин Керу не потеряет присутствия духа и не откажется принять участия в этой печальной формальности, ведь я осмелюсь и к нему обратиться с несколькими вопросами.
— Я к вашим услугам, — заверил его граф.
Бледный, встревоженный, едва передвигавший ноги граф Керу последовал за мэром. Шум и крики усиливались: все требовали смерти музыканту. Лантюр, перебегая от одной группы крестьян к другой, повторял: