Выбрать главу

Стоход

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Морочна стоит в самой глуши Полесья, между Припятью и ее ленивым притоком Стоходом. Это большое старое село с кривыми деревянными постройками, подпирающими одна другую, с огромными гнездами аистов на крышах и скрипучими колодезными журавлями на середине узкой единственной улицы. Черные от дождей да вечных болотных туманов дранковые крыши хат и сараев почти слились в одну, и аисты царственно расхаживают по ним из конца в конец села. Ни садика, ни палисадничка. На все село красуется одна-единственная груша с засохшей макушкой. Зато чуть ли не перед каждым двором зловеще, как виселица, чернеет высокий деревянный крест, увешанный любовно вышитыми рушниками да передниками. Это жертва неумолимому и скупому на милости богу.

Бедно и тесно живут морочане. Да что же делать? Вся земля здесь принадлежит ясновельможному графу Жестовскому, почетному члену польского сейма. С одной стороны к селу вплотную подступил дремучий графский бор, из которого, как одинокие волки, выглядывают матерые дома хуторян. А с трех сторон огромными черными клешнями обхватили Морочну другие владения пана — Пинские болота. На сотни километров простираются непролазные топи, усеянные мелкими, поросшими лозою островками. И никто из морочан толком не знает, что же там, в середине болот. Только страшные россказни ходят в народе про те места. Где-то в камышах есть остров, на котором в давние времена стояла высокая белокаменная церковь. Да однажды, в ночь на Ивана Купала, эта церковь ушла под землю. И теперь только самые богомольные старики слышат глухой подземный звон ее двенадцати колоколов… А в другом месте, куда ни на лодке, ни пешком не проберешься, есть большое высохшее озеро. На дне его пасутся теперь уже одичавшие кони запорожских казаков, тех самых «лыцарей» Богдана Хмельницкого, что изгнали когда-то польских магнатов с Украины. Говорят, будто кто-то из косарей слышал грозное ржание заждавшихся скакунов, кто-то видел седого запорожца, летевшего над болотом на белом крылатом жеребце. А в позапрошлом, тридцать шестом году, когда по всей Польше прокатилась буря забастовок и восстаний, среди морочан нашлись молодцы, такие отчаюги, как Антон Миссюра, что пытались добраться до этого таинственного озера. Да куда там!..

Но самое страшное рассказывают об островке, расположенном среди непроходимой трясины, издавна прозванной Чертовой дрягвой. Старые люди твердо верят, что на том островке, среди гущи лозняка и камыша, живет сам черт, хозяин болот. Говорят, что однажды апрельской ночью, в самый разлив, отец нынешнего пана, Казимир, пробрался туда на лодке и один на один всю ночь разговаривал с нечистым. То, что старый пан туда плавал, — сущая правда. Видел это и дед Сибиряк, а уж он-то никогда не врет. А вот о чем помещик беседовал о дьяволом, никто не знал целую неделю. Но потом все выяснилось. Даже детям стало понятно, о чем торговался пан с чертом. Управляющий на сходке показал бумаги с печатями и желтыми дьявольскими подписями. По этим бумагам все окрестные болота переходили в собственность пана Жестовского, и за каждый клочок сенокоса или пахотной земли на болоте теперь надо было платить пану или отрабатывать. И еще было написано в тех бумагах, что теперь пана Казимира Жестовского следует величать ясным паном да еще и графом.

Через год после этого события многие мужики стали должниками ясного пана. А со временем долги, как болотная трясина, засосали все село. Бедняки понимали, что скоро они совсем разорятся, вымрут как мухи, но боялись даже втихомолку сказать недоброе слово про пана, продавшего душу нечистому.

Только один человек в селе жил постоянной мечтой выбраться из цепкой панской трясины. Это дед Сибиряк, который пешком пришел из Порт-Артура в Морочну и видел столько, что уже не верил ни в бога, ни в черта. С ним даже панский приказчик не вступал в пререкания, потому что хорошо изучил его крутой нрав. А лесничий навсегда зарекся встречаться с дедом один на один, после того как они столкнулись на порубке леса. Правда, никто так и не узнал, что же произошло на лесной делянке. Но графский лесничий остался без пальцев на правой руке, а дед отсидел два года в пинской тюрьме и три месяца в Березе Картузской.

Непокорный он, этот Сибиряк!

Впрочем, какой он сибиряк? Коренной морочанин. Даже фамилия самая местная — Багно[1], Конон Захарович Багно. А Сибиряком его прозвали за то, что, возвратившись из далеких странствий, он дни и ночи рассказывал о сибирских просторах, о плодородной сибирской земле, о богатой охоте в дремучей тайге.

вернуться

1

Багно, багон — болото.