- Да, но я всегда был привязан к матушке и часто ее навещал. Хануф была пейк моей матери, сколько я помню. У них были теплые отношения, почти подруги.
- Но справится ли эта Хануф с обязанностями управляющей? Одно дело прислуживать валиде, и совсем другое – вести дела сераля!
- Полагаю, она справится. У нее ведь будут помощницы. Пойми, она всю жизнь как-то выживала среди хищниц, ей известны тайные и явные союзницы, а также кто из женщин враждует. Во всем этом я даже разбираться не желаю. Главная задача, которую я перед ней ставлю – чтобы все эти прекрасные, но колючие цветки не лезли на территорию мужчин и не пытались извести кого-то вне Дома радости.
- А в самом Доме радости?
- Пусть как-нибудь сами разбираются. У меня, веришь, нет, своих проблем хватает.
(1)Королобый — крепкоголовый, тупой, глупый.
(2)Захи(زاهي) - цветущий, яркий
(3) кизлярагасы – евнух-управляющий. Имел большую власть в гареме. Небольшая справка: «Мечта и вершина карьеры евнуха — должность кизлярагасы. В его руках была сосредоточена огромная власть, а официальное положение могло быть приравнено к положению премьер-министра европейского двора. Он являлся главнокомандующим дворцовой стражи, круг его обязанностей был чрезвычайно широк, а влияние огромно. Кизлярагасы выступал главным свидетелем на свадьбе султана и его детей, проводил церемонии обряда обрезания и помолвки, объявлял принцу о смерти отца или о его отречении. Он же отвечал за продвижение по иерархической лестнице гарема женщин и евнухов, и их карьера во многом зависела от его расположения. В обязанности кизлярагасы входила также защита женщин гарема и поставка туда новых одалисок.»
(4) Джарийе – считалась самой низкой ступенью иерархии. Каждая девушка, попавшая в гарем, получала именно этот статус в начале своего пути. Здесь надо заметить, что большинство девушек так никогда и не повышают свой статус, даже проведя в гареме много лет. Такой статус принадлежит самой простой рабыне-наложнице, официально принадлежащей гарему Султана, с минимальным жалованьем. Такие наложницы даже не допускались к интимной близости со своим повелителем, никем не имели права командовать и управлять. В их обязанности входила уборка в помещениях дворца, обслуживание тех, кто находился на более высоком положении в иерархической вертикали, выполнение различных мелких поручений. Это даже не были поначалу мусульманки, хотя впоследствии почти все они принимали Ислам. Для джарийе устраивали в гареме курсы, курс которых длился два или четыре года, что зависело от того, в каком возрасте рабыня попадала в гарем. Наложниц обучали элементарным знаниям и навыкам. Они учились писать на османском языке, изучали прикладные дисциплины, к примеру, вышивание или игра на каком-то музыкальном инструменте.
Через два года девушку ждал экзамен, который принимала сама валиде-султан — мать царствующего султана, первый человек в гареме. Не сдавшие отправлялись на кухню и в дворницкие, сдавшие — становились джарийе, потенциальными наложницами султана. Мы говорим потенциальными, потому что далеко не каждой выпадало счастье разделить с султаном ложе. Многим суждено было прожить свой век в тоске и ревности. Правда, если одалиска в течение девяти лет так и не познала султана, её старались при первой способности для развития выдать замуж за какого-нибудь чиновника, обеспечив хорошим приданым и вернув свободу. Вообще, к гаремным рабыням отношение было вполне заботливым и внимательным. Даже самой последней джарийе из султанской казны всегда выдавалось денежное содержание на косметику, наряды и сладости, а на праздники делались дорогие подарки. Те, кто не впал в депрессию, тоскуя о родном доме, мечтали стать гёзде (gözde — любимая, пользующаяся благосклонностью), то есть теми, с кем султан провел хотя бы несколько ночей. Но даже если это была всего одна ночь, статус одалиски резко повышался, ей полагалось повышенное содержание, более комфортабельные покои и несколько черных рабынь. Численность гёзде обычно не превышала сотни. Такое счастье могло выпасть одалиске в любой момент: султан мог положить на нее глаз в самом начале, когда ему представляли сдавших экзамен джарийе, или во время прогулки, или на торжестве, где прислуживала будущая счастливица. Тогда султан посылал своей избраннице подарок и букет цветов — это означало, что он ожидает её сегодня ночью. Понравившись султану, гёзде получала шанс стать икбал (ikbal — счастливая), то есть фавориткой. Их было относительно немного: у Махмуда I (Birinci Mahmut, 1696–1754) их было пятнадцать, а Селима II (İkinci Selim, 1524–1574) — девять. Можно представить, насколько отличался уровень существовании фавориток-икбал от других рабынь. Если же гёзде или икбал беременели и приносили султану сына или дочь, они становились кадинами (kadin — женщина, мать), небожительницами гарема, ну, а самым счастливым выпадала честь стать султанскими женами — кадин-эфенди. Жен у султана было четыре, больше не позволяли законы шариата (количество рабынь не ограничивалось). Но с точки зрения мусульманского права, статус кадин-эфенди отличался от статуса замужних женщин, обладавших личной свободой.
(5) Шехзаде. Титул «шехзаде» использовался в Османской империи для обозначения мужского потомства султанов. Слово «шахзаде» персидского происхождения и в переводе с фарси означает «сын правителя, принц»[1]. Как правило, наследники престола, шахзаде, назначались султаном правителями санджаков — административно-территориальных единиц в Османской империи
========== Глава 2 ==========
- Здравствуй, мой хороший!
Наджи медленно потянулся, чувствуя, как сползает с груди покрывало, обнажая кожу, как гладят его живот твердые ладони. Тело с трудом просыпалось, захваченное тягучей сладкой истомой – Сирхан будил его этой ночью несколько раз, доводя ласками до неистовства. Спокойный и сосредоточенный днем, под покровом темноты Сирхан обнаружил другую сторону своей натуры – жадную и страстную. Наджи мечтательно улыбнулся и раскрыл глаза.
- Я не дал тебе выспаться, - проговорил Сирхан, проходясь пальцами по бокам, Наджи прижмурился, потянулся всем телом и извернулся, подставляясь под ласкающие руки.
Сам наложник не испытывал и малейшего расстройства оттого, что поспать удалось немного – он так измучился за прошедшую неделю, было здорово почувствовать себя живым. Вчера его наконец-то выпустили из казематов, и Наджи весь день приводил себя в порядок: отъедался и нежился в теплой воде, смывая с себя стылый ужас тюрьмы. В темной камере Наджи был уверен - его жизни пришел конец. Его приковали к стене, вокруг столпились жуткие помощники палача и стражи, которые глядели на него, как на мерзкого червя. Наджи даже толком и не понял, что произошло, только надеялся, что милый Сирхан, с которым они столько часов провели вместе, догадается, что он, Наджи, совсем ни при чем. Однако, Сирхан смотрел чужими острыми и холодными глазами, и Наджи стало понятно – Сирхан его не спасет.
От отчаянья и обиды Наджи вовсе отказался говорить, Сирхан молча кивнул на его отказ и Наджи сразу же пожалел о своих словах. Молодому человеку было прекрасно известно, что Сирхан не просто симпатичный мужчина, и приспособления, ранее осматриваемые Наджи из любопытства, причиняют дикую боль. Теперь Наджи жалел, что недавно уговорил Сирхана немного рассказать о своей работе. Мужчина обстоятельно и подробно описал воздействие каждого инструмента, пояснив, что опытный палач может не только калечить, но и лечить, так как хорошо представляет себе устройство человеческого тела. Это необходимо в работе.