Я сжал кулак – каков наглец! Клинком своим он меня хочет потыкать! Что бы такого с ним сделать, дабы мысли всякие глупые в головушке не вихрились? Да как он смел?
- Азиз, прекрати! – в ужасе вскрикнул молодой воин.
Вот, молодец парень, сразу видно – уважает меня, не то, что этот будущий клиент палача.
- Это уже на грани! – продолжал между тем воин. - Можно подумать, султану нужен твой клинок!
- Длинный клинок – это всегда хорошо, - задумчиво ответил Азиз, словно не заметив онемелого ужаса в глазах товарищей, - пусть и не для того, чтобы использовать. Вот, скажем, гладкие щеки – они для чего нужны? Зачем обязательно потребен тонкий стан? Не все ли равно, прям ли нос, ведь он никак не пригодится в слиянии тел? Вот так и клинок – может, и не для дела, но для красоты!
Воины, немного успокоенные этим объяснением, все же качали головами, я прямо слышал их мысли – ежели султан услышит похвальбу охранника, то не станет слушать дальнейшие рассуждения про красоту, а раздует в гневе ноздри и прикажет сварить нечестивца в масле, уж можно не сомневаться. В принципе, идея с маслом интересная.
Больше обо мне не говорили. Азиз задумчиво затих, мечтательно глядя куда-то в стену. Я заскрипел зубами – небось мечтает о ножнах для своего клинка, королобый(1)!
От злости я не чуял под собой ног. Задумавшись над наказанием для Азиза, сам не заметил, как подбежал прямо к дверям покоев, где обретался Захи(2). Сегодня его – специально к моему приходу – отвели в отдельные покои, так как самому Захи личной комнаты пока не полагалось, это еще нужно заслужить. Всех наложников поселили в огромной зале. Вдоль стен стояли диваны, на них спали и отдыхали. Я нанял нескольких новых наставников, ведь наложников следует учить несколько иным ремеслам, чем наложниц. Впрочем, полагаю, что предоставлю им право выбирать – вдруг кто-то испытывает желание ткать или вышивать прекрасные узоры? Я слышал, что самые красивые и драгоценные вышивки - зардози - создают именно мужчины.
Притормозив перед дверью, вспомнил, что моя тень ждет под дверями спальни, из которой я выбрался через тайный ход. Безопасно ли войти к наложнику одному? Я сам его выбрал и тут же забрал с собой; времени на то, чтобы подкупить или запугать парня, вынуждая совершить покушение, не было. Следовательно – относительно безопасно. Но я все равно прошел немного вперед, подошел к ближайшему посту и велел послать за воином. Стражи невозмутимо кивнули, и один из них легкой трусцой отправился выполнять поручение.
Впрочем, к Захи я зашел, не дожидаясь появления защитника.
Парень свернулся на подушках и бездумно перебирал пальцами шелковые кисти. Увидев меня, встрепенулся, вскочил на ноги и замер, не зная, как меня приветствовать. После некоторых колебаний просто низко, в пол, поклонился. Ну, правильно. Он же думает, что я заурядный смотритель гарема. Тщусь надеждой - он не считает меня кизлярагасы(3), все-таки евнухи все как на подбор толстые и рыхлые. Выходя в город, я стараюсь замотаться платком и уж конечно не представляюсь султаном. Иногда меня узнают, но редко. Обычно, оглядев нескольких дюжих воинов, бряцающих оружием, принимают за важного вельможу. Надеюсь.
Захи глядел на меня большими испуганными глазами, потом все-таки решился прервать мое молчаливое созерцание:
- Сегодня мне на постель положили красную розу и вот это…
Мальчик показал кожаный ремень, украшенный камнями и протравленным узором.
- Все верно. Это значит, что тебя посетит султан, - я одобрительно кивнул головой, - наставники успели тебе что-то объяснить?
- Немногое. Я так и не понял: сначала все мы имеем тот же статус, что и одалиски? Нас будут учить наставники, а потом… неужели сама валиде-султан будет выбирать достойных стать джарийе(4)?
Парень глядел неуверенно. Еще бы. Про то, как устроена жизнь в Доме счастья многие знали, но каковы будут законы для мужчин?
- Нет, Захи. Боюсь, что здесь нет валиде-султан. Матушка султана упокоилась в земле несколько лет назад. Поэтому решать, кто останется в серале, а кто отправится помогать кухаркам, будет сам султан. И зависеть его решение будет не от того, правильно ли наложник наливает розовую воду и с той ли ноги надевает султану туфли. Присаживайся.
Я повел рукой в сторону ложа, Захи нервно забрался на него с ногами, выставил свои бледные коленки и обхватил их руками – никакой грации. И это почему-то мне понравилось. Я начал расспрашивать, как ему тут нравится, Захи отвечал осторожно, но я продолжал выспрашивать и, наконец, кусая губы, он ответил:
- Здесь лучше, чем в приюте. Красивое все. И наставники умные, столько всего знают, на вопросы отвечают охотно. И еще сад. Мне нравится.
- Очень хорошо, - я благосклонно кивнул, - но что-то все же тебя волнует?
- То, что нельзя выйти, - с извиняющейся улыбкой ответил он.
- Это так важно? – удивился я.
- Важно, - твердо ответил Захи, отводя глаза в сторону.
Интересно. Хотел я ему сказать, что тоже, в общем-то, выйти не могу, да не стал. Интересно, и что он соберется с этим делать? Попереживает и смирится? Или его натура потребует неких действий и он, например, подкупит евнуха из тех, что все еще охраняют сад, и тайком станет выбираться иногда «на волю»?
Мы еще немного поболтали ни о чем, Захи все более тревожно поглядывал на двери – ожидал появления султана. Пришла пора решать – признаться в том, что я и есть султан или продолжить общаться с веснушчатым мальчиком более-менее вольно? Мне отчего-то нравилось то, как он со мной разговаривал: почтительно, но достаточно откровенно, так, как никогда бы не стал говорить со всемогущим владыкой жизней.
Принять решение было достаточно просто, и я нащупал взгляд незаметно просочившегося в комнату воина. Вот, кто поможет мне в моей дилемме!
- Захи, а смягчил ли ты кожу маслами? – небрежно спросил я, и бедный парень с испугом уставился в мои глаза. - Неужели, нет?
- Но… я не знал… мне не было велено, - проблеял Захи растерянно.
- Тогда иди к наставнику и скажи, что тот, кто называет себя Сулейманом, приказал выдать тебе масла. Иди, иди. Не робей.
- Но мне было сказано не покидать покои! – возразил Захи.
- Иди, - с нажимом повторил я, и Захи бочком выскочил в дверь, торопясь исполнить приказание.
- Итак, Ияд, - я обратился к воину; готов поклясться, что при звуке своего имени в темных внимательных глазах промелькнуло удивление, - сейчас я уйду. А ты скажешь Захи, что султана отвлекли дела. И не станешь пояснять, что султан и я – одно лицо.
- Захи не должен понять, что вы – султан, - понятливо кивнул Ияд.
- Ты всегда нравился мне своим умом, - я кивнул охраннику.
- Я сделаю все, что прикажет мой повелитель. Но я не могу оставить вас без защиты, - Ияд застыл в низком поклоне, ожидая моего ответа.
- Хорошо. Ияд, позови кого-нибудь от дверей.
- Доверить султана одному из «цветочков»? – с возмущением вскрикнул воин, я поморщился.
«Цветочками» мои славные воины называли мрачных евнухов – наследие прежнего правителя. Считалось, что воин, охраняющий гарем, должен быть скопцом, да еще и чем уродливее, тем лучше. Видимо для того, чтобы не вводить в искушение женщин. В довершение несчастным, словно в насмешку, давали имена прекрасных цветов. Меня эти недомужчины настораживали – если бы в угоду чьей-то прихоти мне отсекли «древо жизни» да еще и вместе с «подвесками», я б такому человеку служил только для одного – чтобы подгадать момент и вонзить кинжал в сердце. Потому, после долгих размышлений, было принято решение избавляться от этого дурно пахнущего наследия. Во всех смыслах дурно пахнущего. Мало того, что скопцы не вызывали во мне доверия, так они еще и распространяли вокруг себя настолько сильные миазмы, что по ним можно было проследить их путь по коридорам!