В этот раз мне любопытно – что же такое случилось, отчего несгибаемый, неподверженный страстям Садик столь нервозен? О чем он хочет попросить? Может, все достаточно банально и секретарь всего лишь желает выкупить кого-то из гарема? Или получить несколько дней отдыха? Или задумал выпросить несколько десятков акче в прибавку к жалованию? Не верю! Только не Садик!
Садик не так осторожен и подозрителен, как Сирхан, но я все равно боюсь спугнуть его прямым вопросом, потому, приказав подать легкие закуски и щербет, усаживаю его за столик в малой зале, которая имеет общую дверь с рабочим кабинетом.
- Пусть это будет для тебя сахаром! – произношу я традиционное пожелание, Садик отвечает положенное: «И вам того же!», но не ест, задумчиво замирает с кусочком брынзы в руках.
Очевидно, что мысли его витают далеко. Я завожу разговор о сыновьях, говорю что-то о зверинце и недавно появившемся слоновьем павильоне. Садик вежливо кивает, кидая на меня осторожные взгляды. Наш неспешный разговор прерывает стремительно вошедший Сирхан. Он быстро кланяется и без колебаний подходит, усаживаясь рядом со мной.
Садик вздрагивает и бледнеет от подобного нарушения этикета, но моя правая рука прекрасно знает – ему это позволено.
Сирхан иноземец и, несмотря на долгие годы, прожитые в нашей благословенной стране, многие вещи так и остались для него непостижимыми. Например, он презирает мудрую неспешность. Его движения и мысли быстры, он совершенно не выносит ожидания. Вежливость и хорошие манеры также освоены им весьма поверхностно, но я прощаю эти мелкие недостатки, ибо они с лихвой искупаются его верностью и исполнительностью. Мне даже нравится то, как смело он себя держит. Как соратник, не как раб.
Формально любой житель дворца – раб султана, но я прекрасно понимаю, что человек, заправляющий всеми воинами, охраняющими внутренние покои – важная фигура. Но дело даже не в этом – Сирхан нравится мне своим хладнокровием и внимательностью. Недавно я поручил ему тайно присматривать за иностранными послами и, так же тайно, проверять умонастроения на местах, создав для этого, естественно, особую службу. Сирхан с воодушевлением взялся за дело и медленно, но верно создает сеть тайных агентов, собирающих информацию по всей стране. Пока что я весьма доволен его работой, поэтому наедине – Садик и охрана не в счет – ему позволено очень многое.
Бывший палач, ныне же глава всех войск, не отвечая на мой вопросительный взгляд, невозмутимо оглядывает яства и закидывает себе в рот пару понравившихся кусочков. Садик сжимает кулаки, бледнея уже до синевы, и мне начинает казаться, что причиной его волнения является не поругание всяческих правил приличия, учиненное наглым Сирханом, а нечто иное.
- Садик, ты ничего не хочешь сказать своему государю? – спрашиваю я у секретаря, тот распрямляет спину, медлит пару мгновений, потом поднимается и, глядя куда-то в сторону, произносит:
- Муавия не виноват. Это все я.
- Интригующе, - констатирую я и поворачиваюсь к продолжающему сосредоточенно жевать Сирхану.
Темные глаза палача пристально изучают секретаря, даже мне немного жутко от того холодного интереса, что излучает этот страшный мужчина. Будь я на месте Садика, наверное, уже чувств бы лишился – у меня слишком живое воображение.
- Сирхан? – я поторапливаю мужчину с объяснениями.
- Муавия напал на иноземного купца, - тут же сообщает Сирхан, я недоверчиво хмыкаю – янычар славится своим спокойствием и жизнелюбием.
У меня великолепная память, я помню имена каждого из находящихся во дворце воинов и даже знаю многое об их личных качествах и чертах характера; стоит мне разок увидеть человека – накрепко запоминаю его лицо. Естественно, об этой особенности я не распространяюсь. Кроме того, есть у меня еще одна чудинка. Азиз и Сирхан, конечно, уже поняли, что я не только замечаю окружающих меня людей, но и склонен принимать близко к сердцу перипетии жизней тех, кто умудрился выделиться среди общей массы. Думаю, именно поэтому Сирхан лично зашел ко мне, чтобы доложить о незначительном происшествии.
- И почему же, Садик, ты считаешь, что в проступке воина виновен ты? – с интересом вопрошаю я.
По мере ответа заалевшего словно роза секретаря мое удивление возрастает многократно – оказывается я, сам того не зная, поспособствовал зарождению чувств между ним и янычаром. А к купцу Муавия попросту приревновал. Услышав сбивчивую речь Садика, Сирхан хмыкает и берет слово. Из его речей выходит, что иноземный купец приехал в наш город не столько торговать, сколько собирать сведения, и интерес его к Садику был деловым – он рассчитывал получать от него сообщения.
- Нет! – Садик растерян, и испуган. - Он ни словечка о том не говорил! Ни намека!
- Просто не успел, - Сирхан зло улыбается, - ревнивый глупец сорвал мне все планы – прознав про ваши встречи, кинулся выяснять отношения.
- А что ты планировал? – спрашиваю я, отвлекая разозленного Сирхана от своего бедного секретаря.
- Ну, можно было бы передавать ему иногда через Садика что-то интересное, но, конечно, только то, что выгодно нам.
- А ты хитрец! – усмехаюсь я.
- Да, идейка была неплоха. Только идиот Муавия переломал купцу все кости и теперь он вряд ли подойдет к столь опасному источнику информации, как наш Садик.
- Невелика печаль, - я кошусь на бледного Садика и небрежно взмахиваю рукой, указывая ему на диванчик, секретарь медленно садится, не отрывая от меня взгляда, - используешь в своих играх того несчастного, которого купец попытается очаровать следующим! Пусть лучше кто-нибудь из мальчишек, кто занят не так сильно, побегает вечерами с записками. А Садик мне самому нужен.
- Да я бы его потом вывел из игры, знаю, что нужен, - Сирхан тяжело вздыхает, - ну, Муавия, сын шакала! Теперь ждать придется. Пока купец поправится, пока отважится с кем-то дело вести…
- А все же, Садик, ты с этим купчиком-то… словом – рассчитывал на какие-то пикантные встречи?
Садик издает носом странный звук, его глаза расширяются в удивлении, а сам он торопливо выплевывает слова, путаясь и мешаясь – если изъять все шероховатости и заминки, то картина выходила следующая – с купцом Садик познакомился случайно. На рынке у раззявы срезали кошель, понял он это только когда пришло время расплачиваться, и тут доброжелательный и обходительный мужчина спас растерянного Садика от унижения, заплатив за покупки. Садик поблагодарил, клятвенно пообещал вернуть долг и на следующий день отправился занести монеты. Купец встретил его ласково, предложил щербет, потом молчаливые слуги принесли закуски, и Садик сам не заметил, как провел в обществе приятного собеседника время чуть ли не до вечера. Купец между делом попросил Садика показать ему, приезжему, местные красоты, Садик не нашел возможным отказать, так они совершили несколько прогулок по городу и окрестностям, а потом вмешался Муавия и Садику только после его ужасного поступка пришло в голову то, как все эти невинные встречи выглядели со стороны.
- Сирхан, так я не понял – этот твой шпион, он соблазнял Садика или нет?
- Он очаровывал Садика. И надеялся договориться. Мне кажется, что о вкусах вашего секретаря он осведомлен не был, иначе бы поостерегся. Что, кстати, радует. Значит, соглядатаев во дворце у него нет или почти нет. Так как не приметить обжимающихся Садика и Муавия мог только слепец.
Садик, уже было вернувший лицу свой обычный цвет, при последних словах Сирхана краснеет столь ярко, что мне даже его жалко. Что ж, теперь мне по крайней мере ясно, о чем с самого утра желает попросить Садик – горячий Муавия после своей несдержанной выходки был заключен под стражу и секретарь жаждет заплатить за ревнивца штраф. Была у меня мысль немного поломаться просто для собственного развлечения, но я рассудил, что от страдающего Садика никакой пользы – перенервничав, он начинает хуже работать, я же уже привык к безукоризненно составленным документам. Поэтому я милостиво разрешаю Садику внести в казну минимальную сумму, подписываю быстро составленный секретарем документ и церемонно передаю его в руки Сирхана. Тот, покривившись, двумя пальцами берет у меня листок и бормочет что-то про палки, которые некоторым неумным только на пользу пойдут.