- Сильно в этом сомневаюсь, Сирхан! Палки еще никому здоровья не прибавляли! – я смеюсь, Садик благодарно улыбается моим словам, его пальцы подрагивают.
Взмахом руки я отпускаю секретаря, повелев возвращаться не раньше завтрашнего утра. Садик упрямо вздергивает подбородок и прямит спину, я вижу, что он готов начать спор, привычное раздражение вскипает темной волной – несносный секретарь все время противоречит. Чтобы пресечь его возражения я важно поднимаю палец:
- И, Садик, я надеюсь уже завтра получить копию официально заключенного договора. Все-таки ты важная фигура во дворце, так что в чем-то Муавия прав – нехорошо человека морочить. Раз уж он твой фаворит, оформи все как следует.
Садик перестает думать о секретарских делах, он снова бледнеет – полагаю, теперь его помыслы занимает лишь Муавия и его реакция. Надеюсь, янычар будет разумен и не повредит моего секретаря. Хотя… пускать на самотек такое, пожалуй, не стоит. Едва Садик стремительно выходит из кабинета, я подзываю усту и даю указание – разговор Муавия и Садика не должен проходить в одиночестве.
Сирхан яростно пережевывает брынзу, в глазах у него застыло неодобрение.
- Что смотришь? – с некоторым раздражением спрашиваю я.
- Не пойму - что великому султану за дело… к чему следить за Садиком?
- Волнуюсь. Муавия наверняка разозлен, он, оказывается, ревнивец!
- И буян!
- Да, и буян. Как бы не приложил беднягу Садика.
- Ну, приложит. И что?
- Как что? Это же Садик! Да пока я второго такого же умницу найду! И найду ли… Сирхан, ты не мог бы намекнуть Муавию, что янычар у султана много, а секретарей толковых – по пальцам перечесть можно? Да, и пусть его отпускают из казарм на ночь.
- Не положено.
- Я сказал, значит, положено. Он теперь, вроде как, семьей обзавелся…
- Что, кстати, не положено, Муавия еще на службе! - упрямо продолжает гнуть свою линию Сирхан, я гневно поджимаю губы и рассержено смотрю в его наглые черные глаза.
- Как прикажет великолепный султан, - Сирхан кивает, якобы исправившись, но в уголках твердого рта прячется еле сдерживаемая ехидная улыбка, я делаю вид, что не замечаю и начинаю расспрашивать о Наджи.
Сирхан с удовольствием рассказывает о своем фаворите и, между делом, сообщает, что танцовщик готов порадовать меня новым танцем.
- А может он станцевать для шехзаде?
- Для шехзаде? – Сирхан глядит с сомнением, ведь танцы Наджи чувственны и волнующи, ребенок вряд ли оценит.
- Да. Не так, как он обычно это делает. Что-нибудь, что понравится двум малышам.
- Я не знаю. А великий султан не думал о том, чтобы пригласить бродячих артистов? Малыши любят представления.
- Думал. Не хочется приводить во дворец сомнительных людей.
- Я могу организовать все. Если устроить представление в саду, женщины тоже посмотрят.
Я киваю: не сомневаюсь – Сирхан сделает все правильно.
В покои заходит Азиз, приветливо кивает Сирхану и торопит меня – дети уже ждут. Оставшуюся часть дня я провожу с сыновьями – веду их в зверинец, они долго рассматривают животных, и я рассказываю детям все, что могу вспомнить о повадках зверей. Затем мы с Азизом принимаем вместе с малышами пищу, маленьких непосед переодевают и уже знакомый невольник заводит новую сказку.
В этот раз мне удается дослушать до конца и не заснуть. Уставший невольник, который не только рассказывал сказку, но успел еще и поиграть с мальчиками, и побегать с ними немного, и даже станцевал что-то очень простое и безыскусное – так, без музыки, притопывая пяткой и тихо мыча, с благодарностью ложится на матрас, а мы с Азизом тихо удаляемся, чтобы впервые за сегодняшний день уединиться. Неугомонные, шумные наследники весьма утомили меня, и я признателен расторопным слугам, сноровисто приготовившим покои ко сну.
- Кажется, они начали привыкать ко мне, - говорю я Азизу, тот задумчиво кивает.
- И сколько времени ты планируешь их… приучать к себе? – интересуется воин.
- Это не совсем приучение. Понимаешь, - я медлю, чтобы лучше облечь мысль в слова, - понимаешь, Азиз, я много думал. Особенно пока сидел в Золотой клетке. Например, отчего отец побаивался и меня, и остальных сыновей, а мать сделала все, чтобы спасти сына и никогда не сомневалась в том, что, придя к власти, я возвышу ее? Почему, ведь он – отец, столп семьи, и именно его милостью я жил беззаботно и безбедно? Знаешь, в кафесе делать особо нечего, и я размышлял целыми днями, пытаясь проникнуть в суть, чтобы в дальнейшем не бояться собственных детей, чтобы они не убивали друг друга. Мне кажется, кроме очевидных вещей, дело еще в том, что мать отлично меня знала. Она воспитала меня, понимала меня, как никто и оттого была уверена – я испытываю к ней любовь и уважение. Исходя из этих дум, я пришел к решению – уделять сыновьям времени не меньше, чем уделяла мне в свое время мать. Тогда они вырастут под моим присмотром и все пойдет как должно.
- Разумно! – Азиз кивает и начинает раздеваться догола.
Азиз, как и многие среди слуг и воинов – иноземец. Его забрали у родителей, с отрочества воспитывали и готовили к службе государю. Он с удовольствием читает Коран, перенял многие обычаи и даже суеверия, но спать предпочитает обнаженным. Это немного смущало меня первое время – не привык к совершенно голому телу, но я ведь первый начал, когда заставил его снять покровы одежды и, надо сказать – увиденное не перестало мне нравиться. Столько лун пробежали, подобно воде, казалось бы – и к безумной красоте можно привыкнуть, перестать ее замечать… но нет - абрис спины, крепкие руки, твердые ладони волнуют мою кровь, притягивают взгляд. Я ловлю себя на том, что с жадностью наблюдаю за оголяющимся воином, мне не терпится прикоснуться к этому горячему телу. Азиз перехватывает мой взгляд, его лицо освещает легкая улыбка – кажется, он наконец позволил себе поверить в то, что ближайшие десятилетия проведет за моей спиной.
Я любуюсь своим воином, забыв о детях, Танзиле, Сирхане и Садике, и о многочисленных подданных, сейчас меня не трогают проблемы грядущего дня – вечер и ночь только для нас двоих. Каждый рассвет приносит новые заботы, и я готов погружаться и вникать в проблемы и просьбы, но когда тьма падает на землю, я выкидываю все лишнее из головы – это время Азиза.
Одежда наконец уложена на сундук, и воин с завлекающей улыбкой поворачивается ко мне:
- Не желает ли великий султан вкусить неземных наслаждений?
- Желает! – поспешно подтверждаю я, твердые натруженные ладони сжимают меня в объятиях, и мне хочется, чтобы этот миг длился вечно.