Слова матушки запали мне в душу. Не скажу, что при мне совсем не появляются головы у стены, но, по крайней мере, я стараюсь сдерживать норов и взял себе за правило хотя бы на несколько мгновений задуматься, прежде чем отдать приказ.
Ответ Азиза колет сердце тревогой. Ревнивец способен на многое. Отверженный и обиженный мужчина – почти на все. Я меряю взглядом его фигуру. Ну, и что теперь с ним делать? Отослать подальше? Но я не хочу терять удивительное ощущение от близости, еще ведь даже не успел толком распробовать! Вдруг с другими наложниками так не получится? Хотя, о чем это я? Скорее всего – не получится!
- И что же мне теперь делать, ревнивец-Азиз? После этих слов не стоит поворачиваться к тебе спиной, если в моих покоях переночует очередная дева.
- Я скорее умру, чем подвергну опасности жизнь великолепного султана, - внушительно произнес Азиз.
- Хорошо. Азиз? Кадын уехали, мне грустно по вечерам. Я распоряжусь, чтобы тебя впускали в мои покои без заминок.
- А как же прекрасные цветки? Они будут горевать без ваших ласк.
- Что цветки? – я пожал плечом. - Здесь есть кому их сорвать… сейчас меня интересует нечто совсем другое.
Несколько лун протекли незаметно. Я избавился наконец от лишних ртов в серале – массово выдал замуж тех наложниц, что ни разу не удостаивались моего внимания, гарем почти опустел, ибо таковых было большинство.
Кизлярагасы смотрел на меня волком, многоопытный евнух, конечно, догадался, куда все движется, но поделать ничего не мог – я окружил себя мужчинами и воинами, жил и передвигался вне сераля, совершенно прекратив все посещения наложниц. Азиз следовал за мной практически постоянно, даже если кто-то другой уже заступал на дежурство, он все равно на правах «любимой жены» находился поблизости. Наверное, чувствовал напряжение и тревогу, подспудно охватившие дворец. Я уже отдал приказ Сирхану – кизлярагасы пора было тихо умереть во сне, палач обещал исполнить все ближайшей ночью и лишь немного не успел. Точнее, успел кизлярагасы.
Когда на меня кинулся чернокожий евнух, я даже не успел испугаться – шел, шел по многолюдному залу, вдруг ко мне на неподобающей скорости метнулась фигура. Рывок! Азиз буквально отбросил меня в сторону, уводя из-под удара. Стоящий за плечом стражник, взмахнул саблей, разрубая нападающего от плеча и до пояса, юноша захрипел и упал, забрызгивая все вокруг кровью. Из ослабевшей руки выпал короткий кривой кинжал.
Находящиеся в зале мужчины заволновались, раздались вскрики, кого-то стошнило – зарубленный евнух зрелище неаппетитное. Меня быстро увели в личные покои, набежали стражи, обеспечивая безопасность. Азиза, получившего глубокую рану, перевязали. Я, испытывая запоздалый ужас от едва не произошедшего, настоял на том, чтобы воин лег на мою постель.
- Если ты еще раз вытворишь нечто подобное, не избежишь плетей! – гневно прошипел я прямо в озадаченное лицо Азиза. - Это была не твоя смена! Зачем ты подставился?
- Мое предназначение – защищать султана, - Азиз уже справился с первоначальным удивлением, и его лицо снова было образцом невозмутимости и спокойствия, а меня мелко трясло.
- Твое предназначение, - прошипел я тише, так как горло сдавливало от смеси злости и страха, - выполнять волю султана. Развлекать. А если ты, тварь такая, сдохнешь, то очень меня огорчишь!
Я еще некоторое время шипел и злился, распекая молчаливо слушающего Азиза, пока не понял, что повторяюсь. И, кажется, уже выдохся. Да и злость немного прошла.
- Я счастлив, что вы не пострадали, - проговорил Азиз, улыбнулся и одарил меня таким ласковым взглядом, что мне моментально стало совестно: вместо слов благодарности, спаситель услышал от меня лишь ругань.
- А я счастлив, что ты пострадал не очень сильно. И стану еще счастливее, когда буду уверен в том, что кинжал не был отравлен. А пока мне предстоит бессонная ночь – буду вслушиваться в твое дыхание и трогать лоб.
- Султан слишком обеспокоен здоровьем ничтожного раба.
- Я знаю. Все, отдыхай. Азиз?
- Да, повелитель?
- Не смей сдыхать!
- Повинуюсь.
Я потянулся рукой к тесемкам, опускающим полог, но воин поймал мою руку:
- Свет моей души, обещай, что будешь очень осторожен, пока я тут валяюсь!
Впервые на «ты». Это потому, что он сейчас просил не великого султана, а дорогого сердцу человека. На секунду даже глаза защипало.
- Обещаю. Поспи немного.
Я быстро поцеловал уголок вздрогнувших в улыбке губ и опустил полог, надеюсь, Азиз сможет немного поспать.
Через час появился начальник стражи и Сирхан. Мне доложили, что один из наложников случайно видел, как убийце передавали сверток, в котором, скорее всего, и лежал кинжал. Носить оружие в серале было позволено только охране, за этим строго следили. Также никто не мог приблизиться ко мне в одиночку: просителя брали под руки два дюжих воина и подтаскивали ко мне. При этом напасть на меня человек не имел никакой возможности – его крепко держали и не отпускали в течение всей аудиенции.
Откуда взялся кинжал? Если мы узнаем это, поймем – кто стоит за покушением. Я догадывался, что это кизлярагасы, но лучше выяснить доподлинно. Того, кто передавал сверток, опознали. Я сказал Сирхану, что хочу посмотреть на этого человека – все же это оказался один из лично выбранных мною наложников, и я хотел знать, кто именно. И почему.
Погруженный в собственные раздумья, я мало что замечал, наверное, именно поэтому не приметил какого-то слишком уж мрачного выражения лица Сирхана. Только увидев прикованного к стене Наджи, я понял, что палач сегодня молчалив и хмур вдвое против обыкновенного.
Быстро окинув взглядом наложника, определил, что к жесткому допросу еще, видимо, не приступали – на обнаженном торсе наливались несколько синяков, но других повреждений я не замечал.
Ну и что мне теперь делать? Сирхан глядит в пол. Наджи – куда-то сквозь пространство. На вопросы мальчишка по словам палача отвечать отказался, однако, что-то мне подсказывает: пыток он не выдержит, выложит все. Отдать Сирхану приказ?
Но Наджи мне нравится – он такой милый, его смех похож на колокольчики. Что от него останется после каленого железа и плетей? И как его вообще угораздило влезть в это дело? Выгоды ему от моей смерти никакой. Наоборот – из гарема скорее всего вышибут, а здесь ему и обеспечение, и плата немалая. Кто-то из приятелей надоумил? Может, он вообще не знал во что ввязывается?
Я не понимаю – да, интриги в серале плетут постоянно, но чтобы вот так: без году неделя, а уже оказаться затянутым в заговор против султана? Это слишком серьезно и опасно. Требует подготовки. Ну кто будет так рисковать собственной жизнью? Или… а что, если мальчик не просто так крутился возле Сирхана? Может он заранее предусмотрел, что его поймают и спешил завести нежную дружбу с палачом? Как-то все равно глупо: кто даст гарантии, что суровый безжалостный палач настолько воспылает страстью, что забудет и о чести, и о долге? Зачем так явно подставляться – он ведь передал сверток у всех на виду, не скрываясь. Что стоило зайти в закуток?
- Мир тебе, Наджи.
- Мир вам обоим, - помедлив ответил наложник, звякнула цепь пресекая его попытку поклониться.
- Наджи, ты не хочешь говорить с Сирханом, так ответь мне. Неужели я сам не заметил, как нанес тебе смертельную обиду? Отчего ты желаешь мне смерти?