- Не наигрался еще? – донесся тихий вздох из-за спины, меня подкинуло и внезапно стало все равно, что мы стоим посреди коридора, спереди и сзади – стража, а из-за угла появилось несколько спешащих куда-то слуг.
Я резко повернулся к Азизу и уставился в его устало-понимающие глаза.
- Нет, я еще не наигрался, как ты изволил выразиться. Кажется, я ясно дал понять, что ты мне весьма небезразличен? К чему этот демонстративный уход?
- Вечером великолепный султан говорил другое, - невозмутимо заметил Азиз, я припомнил, что опять кричал и распекал своего молчаливого любовника.
- Да? Не помню. Не было такого! – я действительно не мог припомнить, что именно высказывал воину.
- Как скажет повелитель, - покорно поклонился Азиз, заставив меня скрипнуть зубами от этого показного смирения.
Я рывком поднял голову застывшего в поклоне Азиза, сжав в горсти отросшие волосы. Чуть раньше небрежно сброшенная чалма покатилась по полу. Из моих уст вылетало какое-то дикое шипение, мало похожее на нормальную речь.
- Не смей издеваться надо мной, раб! Мало тебе того, что я не ем, не сплю? Теперь я сказать тебе ничего не смею? – внимательные глаза воина чуть прищурившись ощупывали меня, словно Азиз пытался решить что-то для себя. - Да хватит на меня так смотреть!
- Великому султану нужно отдохнуть, - тихо произнес Азиз, наверное, волнения оставили заметный отпечаток на челе.
- Сам знаю, - проворчал я и, не удержавшись, прикоснулся к обветренным сухим губам.
Азиз ответил мне сразу, хотя и с непривычной осторожностью, продолжил говорить я уже вполне мирным тоном:
- Обиделся на меня?
- Кто я, чтобы обижаться на самого султана? – усмехнулся воин.
- Тогда что?
- Показалось, что надоел.
- Это тебя шайтан смущает. Тоже еще придумал – надоел! Все – пойдем, там, наверное, уже завтрак принесли…
В тот же день я приставил к ненаглядному стража, велел охранять и слушаться, но ни в коем случае не оставлять одного. Пока выдавал указания, Азиз внимательно слушал, потом я услышал его тихое «зачем».
- Не обижайся, знаю, что ты умелый воин, но я не готов снова жертвовать своим спокойствием только оттого, что некоторые полагают себя неуязвимыми. Пусть другие получают раны. Не ты.
Азиз ничего не возразил – он вообще больше молчал. В тот вечер он долго нежил и ласкал меня, вырывая из уст совершенно недостойный султана скулеж, а потом, прижался всем телом. Уже засыпая, я услышал задумчивый вопрос:
- Не пойму, что ты так… цепляешься за меня?
- Не рад уже? – хмыкнул я, замирая.
- Рад. Еще как. Но все же – почему?
- «Клинок» красивый! –хихикнул я, из вредности не поясняя более ничего.
Пусть сам догадается. Не маленький уже.
***
За всеми волнениями и не заметил, как прошли отпущенные Сирхану три дня, а потом и больше, а от палача – ни слуху, ни духу. Хотел уже пожурить его, но тут он сам заявился пред мои светлые очи, да не один, а с заговорщиками. Нашел-таки.
Окинув взглядом зал, отметил, что среди ровных рядов распластанных на мраморе евнухов, затесалось несколько дам из Дома радости, оставалось лишь удивляться масштабности заговора. Повернувшись к Сирхану, тихо спросил:
- Они действительно все… злоумышляли? Вот прямо – все?
Сирхан блеснул глазами:
- Было больше. Некоторые… не выжили.
- Даже так? А кизлярагасы? Не помню, чтобы ты что-то докладывал по поводу него.
- Вчера скончался. Думаю – сердце, - улыбнулся краешком рта Сирхан.
- Смотрю, Наджи тут нет. Уже утащил мальчика в свое логово? – палач мрачно угукнул, вырывая у меня вздох. - Жаль. Хотел еще поглядеть на прощание, как он танцует. Ну да ладно. Вроде есть еще у меня танцоры. Ладно, думаю…
Слова приговора уже почти сорвались с языка, но стоящий рядом Азиз незаметно сжал мой локоть, и я повернулся к нему:
- Даже в лицо им не посмотришь? – с непонятным напряжением спросил воин.
- Думаешь обнаружить здесь кого-то знакомого?
- Кажется, уже. Только не уверен.
Я приказал поднять смертников, Азиз быстро прошел между рядами, я не успел его остановить. Когда уже у него пропадут эти замашки? Нельзя же так подходить. Опасно. Но Азизу, видимо, даже в голову не пришла мысль проявить осторожность – он все еще мыслил как незаметный и никому не нужный воин. Тем временем свет моей души опустил руку на плечо одного из стоящих и потребовал:
- Подари!
- Да что же это такое! Все клянчат у меня. Один, другой… бери, конечно, если надо. Это все? Больше никто не нужен? Может, желаешь пару женщин забрать?
- Не любитель! – усмехнулся этот наглец и, испросив позволения, куда-то быстро исчез вместе со своей собственностью.
Вечером я передал Азизу бумаги, оформленные надлежащим образом и, сгорая от любопытства, поинтересовался:
- Сказывай. Почто меня перед палачом позоришь?
- Злишься? Тогда зачем отдал?
- Отдал, ясно почему – я уже всю голову себе сломал, все думал: где достать такой подарок, чтобы в радость был? Колечки мои ты не носишь…
- Мешают. Не привык, - тут же оправдался Азиз, я только рукой махнул: и впрямь – к чему такому перстни?
- Не юли, сказывай.
Азиз мялся и опускал глаза, и я уже с некоторой долей брезгливого ужаса вообразил себе, что спасенный евнух был любовником моего красавца. Даже успел пожалеть и о том, что не разглядел его внимательно, и вообще о том, что отдал. Но все оказалось проще – евнух оказал Азизу некую услугу и тот считал себя обязанным.
- А поподробнее про эту загадочную услугу не расскажешь?
- Если прикажешь.
Азиз теперь глядел мне в глаза твердо, не отводил более свой взгляд, и мне показалось, что он не хочет ничего уточнять. Заставить? Полагаю, это будет неверно. Обидится.
- Мне надо про это знать? Азиз, если ты навещал в серале одну из моих наложниц, лучше признайся. Ведь их сейчас пристраивают, потом поздно будет. Я легко подарю ее тебе.
- Султан выше ревности, - с уважением кивнул Азиз, я хохотнул, легко проведя пальцами по его щеке:
- Нет, даже и не думай: не выше! Просто ты всегда рядом, и я не собираюсь отпускать от себя верного воина. А дева пусть скучает в твоих комнатах, это мне не обидно.
- Султан коварен, - с почтением кивнул Азиз, вырывая из меня очередной смешок своим комично-серьезным видом.
- Султан волнуется, когда чего-то не знает. Это может быть важным.
- В моей истории нет ничего особо интересного, - начал нехотя Азиз, - когда меня ранили – видишь, на лице? И еще на плече… Ну, ты помнишь. Я метался в горячке и лекарь, приписанный к страже, ничего не мог поделать. Тогда один из евнухов заметил, что знает некоего Хасура, который весьма искусен во врачевании ран. Лекарь был молод, но мудр не по годам – он сумел смирить свою гордыню и призвал ко мне Хасура. Тот действительно излечил меня.
- Но ты же заплатил?
- Разве можно поблагодарить за жизнь металлом?
- Хорошо. Ты поселил Хасура у себя?
- В городе. Он больше не вернется во дворец, я отдал долг, теперь пусть сам.
Больше мы о евнухе не говорили. Надеюсь, Азиз не соврал, но я не стал продолжать расспросы, заговорив о другом: меня мучил вопрос с сералем. Там все еще проживало не менее сотни женщин, их охраняли простые стражи – евнухов не осталось. Главою над сильно поредевшим гаремом назначили неприметную женщину – я помнил ее еще по тем временам, когда сам жил в Доме радости, мои воспоминания о ней самые приятные.
- Ты тогда был ребенком, разве нет? – заметил Азиз. - Шехзаде живут с матерями до семи лет, я правильно помню?