Выбрать главу

- Можешь приехать взять... Но и ты пойми, у нас горит.

- Да, понимаю я. Никогда ж не подводил, но в этот раз количество больно уж заметное...

9

Покойный Зимин жил с матерью в двухкомнатной квартире. Поднимаясь по лестнице, Туровский, Гущин и Алтунин, каждый думал свою думу, хотя все сходились к одному: как предстать им, здоровым, сильным, живым, перед убитой горем женщиной, потерявшей единственного сына, как пойдет разговор с нею.

Кнопку звонка нажал Туровский. Дверь открыли не сразу, сперва тихий голос:

- Кто?

- Это мы, Мария Даниловна, доктор Туровский и Виктор Петрович.

Дверь открылась. В проеме стояла мать Зимина, им показалось, что она стала тоньше, сморщенное личико, собранные со лба седые редкие волосы были завязаны сзади в небольшой узел. И странными казались для этого изможденного лица висевшие на мочках золотые сережки с небольшими рубинчиками. Туровский вспомнил: Юра Зимин покупал их для матери в Лейпциге, когда были на тренировочных сборах в позапрошлом году зимой...

- Проходите, - сказала она, отступая от двери.

Вошли. И сейчас вдруг по-особому бросились в глаза в этом как бы опустевшем жилье знакомые, не раз виденные фотографии, висевшие на стене, и личные кубки Зимина, стоявшие на серванте. Вот снимок, где Зимин во весь рост, в плавках стоит на краю бассейна, воздев руки, смеется, в левой зажата шапочка, только сдернутая с головы, а вот он на групповом снимке со всей командой, в центре - Гущин, Туровский, Сева Алтунин...

Они сели по сторонам стола, покрытого голубой в белую клеточку моющейся скатертью. Это тоже привезено из какой-то заграницы. "Откуда же?" - зачем-то вспоминал Алтунин, но вспомнить не мог.

- Коль уж зашли, соберу чего-нибудь, - негромко сказала Зимина.

Пить в жару не хотелось, но с другой стороны, просто так вот сунуть ей конверт с деньгами и уйти - можно и обидеть, а это уже ни к чему. Туровский и Гущин переглянулись.

- По маленькой можно, - решил Гущин.

Зимина проворно принесла из кухни тарелки, приборы, поставила банку "Завтрака туриста", кабачковую икру, нарезала вареной колбасы, на тарелках - помидоры, огурцы, пристроила хлебницу, а в центр водрузила бутылочку "Пшеничной".

- Вы уж извиняйте, что так вот, - кивнула Зимина на стол, - не ждала ведь гостей.

Гущин, круто вздохнув, налил в большие рюмки ей, Туровскому и себе.

- А ему что ж? - спросила Зимина, указав на пустую рюмку Алтунина.

- За рулем он, нельзя, - ответил Гущин.

Выпили, не чокаясь, молча, стали закусывать. Зимина едва пригубила.

- Весной памятник ставить будем, - по-деловому сказал Гущин. - Надо, чтоб земля осела.

Зимина согласно подергала головой. Гущин снова наполнил рюмки. Поднял свою и обращаясь к фотографиям, сказал:

- Вот, Юра. Тут мы, с тобой, с твоей матерью, - и посмотрев на просвет рюмку, быстро выпил. За ним, морщась, Туровский.

Глаза женщины наполнились слезами, она утерла их тыльной стороной руки, прошептала:

- Вы уж извините...

Когда бутылку прикончили, Гущин, дожевывая кусок колбасы, выразительно посмотрел на Туровского. Тот понял, вынул из нагрудного кармана конверт, сказал:

- Мария Даниловна, это вам от всех нас, - протянул он ей конверт. Тут двадцать тысяч. Это еще не все, конечно, это на первый случай.

- Господь с вами, - робко сказала Зимина. - Мне теперь ничего не нужно, всего хватит, - и глаза ее снова увлажнились.

- Мы понимаем, что никакие деньги не заменят вам и нам Юру, продолжал Туровский, - но жить-то надо.

Зимина молча подергивала головой, утирая слезы.

- Что поделать, - сказал Гущин, - такая у нас медицина. - Лучше к ним в руки не попадать. Да еще к таким врачам, как этот... Молодой, видать, и неопытный... Вот и прозевал он, наверное, нужный момент... Гнать их таких надо. Загубил он Юру. А мы ведь так его берегли. Кормили самым лучшим. Да что с него, этого лекаря, сейчас возьмешь, - тяжко дыша, Гущин махнул рукой. - Хотя такое не прощают...

Алтунин за все время не произнес ни слова. Наступила пауза. Видя, что она неловко затягивается, Туровский поднялся.

- Нам пора, Мария Даниловна, - сказал он. - Извините нас за вторжение. Если что нужно будет, звоните.

- Да-да! - подтвердил Гущин. - Вы с нами связь держите. Сева у нас под рукой всегда... В нужный момент - и он у вас... Спасибо за угощение.

- Спасибо и вам... Вы уж извините, что скромно, - она пошла провожать их. - И за деньги поклон вам, придержу на памятник Юре.

- Это лишнее, Мария Даниловна. Тратьте их, а на памятник мы найдем, это наш долг, - сказал Гущин.

Когда вышли и уселись в машину, Туровский произнес:

- Что ж, дело сделано...

Было около пяти, когда Костюкович спустился в подвал, взял последнюю канистру бензина из своего загашника, заправил машину и поехал на спортбазу.

Старик-вахтер, сидевший в дежурке, потребовал пропуск.

- Я к доктору Туровскому, - сказал Костюкович, и не останавливаясь, крутанул турникет. В красивом трехэтажном здании размещалась гостиница, спортзал, зимний бассейн, столовая и административные помещения. Где-то в стороне раздавались голоса и плеск, слышались удары по мячу - там, видимо, были летний бассейн и волейбольная площадка. Тыльную сторону базы прикрывал густой сосняк. - Хорошо устроились, - подумал Костюкович.

Навстречу шел молодой человек в джинсах, голый по пояс.

- Где мне найти Володю Покатило? - остановил его Костюкович.

- Он в спортзале железо толкает.

- Вы не могли бы его позвать?

- А что сказать?

- Скажите, знакомый.

Костюкович уселся ждать на скамеечке перед входом в здание. Покатило вышел, сощурился от сильного солнца. Он был не один, с ним еще какой-то парень.

- Володя, - позвал Костюкович.

Тот, видимо, не сразу узнал Костюковича, потом вспомнил:

- А-а, доктор! Здравствуйте. Вы ко мне, что ли? - он и приятель, оба были в плавках: сильные торсы, могучие руки, ноги. Но мышцы не такие, как у гимнастов, не рельефные, а типичные для пловцов - сглаженные.

- К вам, Володя. Присядьте. У меня несколько вопросов.

- Я не помешаю? - спросил второй.

- Нет, - ответил Костюкович, понимая, что невоспитанность отказом не исправишь. - Володя, вы говорили мне, что перед аварией у Зимина болела голова и на несколько секунд он потерял зрение, что иногда жаловался на головные боли.

- Да.

- Они часто его беспокоили после первой аварии в январе?

- Случалось.

- Он обращался к врачам?

- Нет, зачем? У нас свой доктор, Туровский Олег Константинович. Давал ему какие-то таблетки.

- Что ты гонишь, Володька! - вмешался парень. - Юрок говорил мне, что головные боли случались еще до зимней аварии. Он скрывал от Туровского, боялся, чтоб не отчислили, пожаловался только после зимней аварии.

- Следователь ГАИ сказал мне, что зимой вы тоже были с Зиминым в машине? - спросил Костюкович у Покатило.

- Да.

- Гаишник вспомнил, что Зимин потом объяснял: мол, сперва его затошнило, потом на какие-то секунды потерял зрение - и тут случилось. Вы тоже пострадали тогда?

- Вывихнул плечевой... А перед ударом Юра сказал мне: "Что-то мутит меня", а в последний момент крикнул: "Глаза!.. Не вижу!"

Из-за угла на асфальтовую дорожку вывернул Туровский. Он шел к ним, держа в руках сумку, из которой торчала ракетка.

- Что ж, ребята, спасибо, - поднялся Костюкович.

Покатило с приятелем ушли. Костюкович ждал Туровского.

- Какими судьбами? Поплавать решил? - спросил Туровский.

- Да нет. Нужно было повидать Володю Покатило.

- Зачем? - удивился Туровский.