- Какие вы даете мне гарантии за мою откровенность?
Он понял, что она имела в виду:
- Алевтина Петровна, все ваши ответы на мои вопросы я передам прежде всего Чекирде, своему клиенту. Мы же с вами, повторяю, будем беседовать без протокола, подписывать вам ничего не придется, вы всегда сможете отказаться от своих слов, даже заявить, что вы меня и в глаза не видели, просто мы друг другу приснились, как дурной сон.
- Что вы юлите?.. А не боитесь неприятностей?
- За что и от кого? - спросил Левин.
- От милиции, прокуратуры за то, что не зафиксировали письменно.
- Это уже мои заботы. Вас они не должны волновать. Что же касается Чекирды, - это выходит за пределы моих функций. Вы не боитесь с его стороны шантажа впоследствии?
- Вот уж этого я не боюсь! - воскликнула Деркач. - Мы с ним в некотором смысле были впряжены в одну телегу. Так что если одна из лошадей падает, телега все равно перевернется и потянет за собой вторую лошадь.
- Значит, вы знакомы с Чекирдой?
- А разве он вам не сказал? - удивилась Деркач.
- Я его об этом не спрашивал, - уклончиво ответил Левин.
- Знакомы. И давно. Прежде он занимал этот кабинет, а я была его заместительницей. Восемь лет...
- Странно для его профессии железнодорожника...
- Садись, Аня, - сказала Каширгова, когда девушка вошла. - Марк Григорьевич хочет задать тебе несколько вопросов.
Аня села. Костюкович видел, что она напряжена.
- Вы хорошо плаваете, Аня? - спросил он.
- Учусь, - ответила, удивившись. - А почему вы спрашиваете?
- Я видел вас в бассейне. Там, где работает Сева Алтунин. Кстати, вы не знаете, каким лосьоном он пользуется?
- Откуда мне знать? - смутилась.
- Тогда я вам скажу. "Шанель "Эгоист".
- Может быть... Я с ним не очень знакома.
- Разве? А я полагал, что вы довольно близко знаете друг друга.
- Нет.
- Однажды во время ночного дежурства я пошел посмотреть, хорошо ли запер машину. В тоннеле-переходе почувствовал запах лосьона. Стойкий лосьон. Кто-то только что передо мной прошел по тоннелю во двор. Была ночь. Ни души. Но когда я вышел во двор, увидел две фигуры. Обе в белых халатах, мужская и женская. Они двигались от тоннеля в сторону вашего отделения, Сажи, - повернулся он к Каширговой. - Я решил, что это врачи со "скорой", поскольку за отделением подстанция "скорой", - он снова обратился к Ане. - Но недавно, Аня, я понял, что это были вы и Алтунин. Вы, должно быть, близко знакомы, если после плавания выходите из одной душевой кабины, - Костюкович взглянул на девушку. Лоб, щеки, шея ее густо покраснели, она опустила голову. Он снова обратился к ней: - Я и Сажи Алимовна сразу поняли, что похитивший протокол вскрытия и листок гистологического исследования знал, что к чему, поскольку прихватил с собой стекла и, главное, исходный материал - блоки. Явно это был человек, что-то понимавший в медицине. С запахом лосьона я встречался потом не однажды, и всякий раз он был как-то связан с присутствием Алтунина. Я видел вас, Аня, когда вы вместе с Алтуниным выходили из душевой, а сейчас узнал, что вы работаете здесь. Мне все стало ясно, тем более, что старшую лаборантку вы замещали именно тогда, когда была совершена кража. И произошла она, по-моему, как раз в ночь моего дежурства, когда я увидел мужскую и женскую фигуры, направлявшиеся в сторону вашего отделения. Тогда я ошибся, посчитав, что это два врача со "скорой". Теперь нет сомнения, что это были вы и любитель лосьона Алтунин.
- Да, - еле шевельнула она губами.
- А кто помогал матери Зимина сочинять жалобы?
- Я и Сева.
- Зачем?
- Я была у Сажи Алимовны, когда она по телефону читала вам листок гистологических исследований Зимина...
- И?
- Рассказала об этом Севе. Он решил, что надо внушить матери Зимина, что виноваты в смерти Юры вы, намекнуть, что хорошо бы подать на вас жалобы, - она приложила ладони к горящим щекам.
- Туровский и Гущин знали об этом?
- Сперва нет. А потом Сева им рассказал. Они всполошились, страшно его ругали, мол, зачем он подымает шум вокруг этого, привлекает внимание. Но они знали содержание вашего разговора с Сажи Алимовной, и теперь деваться было некуда: они и велели украсть из архива все, что нужно, они знали, что я и Сева понимаем, что должно исчезнуть, - подняв заплаканные глаза, тихо закончила лаборантка.
- Да, забыл: вы ведь с Алтуниным были и в загородном ресторане, где веселились вместе с Туровским, тренером Гущиным, каким-то таможенником, Погосовым. С последним пришла одна дама. Она моя сестра. Она мне передала привет от Алтунина и довольно точно нарисовала портрет его подруги - ваш, Аня, - Костюкович откинулся на спинку стула, словно устав после тяжкой работы и сказал Каширговой: "У меня все, Сажи."
- Это все правда? - спросила Каширгова у лаборантки.
- Да, - едва слышно произнесла та.
- Тебе заплатили? Сколько? - Каширгова уставилась в ее склоненный лоб.
- Нет, - замотала та головой. - Я не брала никаких денег... Он попросил... Мы любим друг друга... Скоро поженимся... Он обещал.
- Обещал!.. Эх ты, дура!.. Сейчас же пиши подробную объяснительную на мое имя. И к ней приложи заявление, что увольняешься по собственному желанию. Большего я для тебя сделать не могу. Иди.
Лаборантка ни слова не сказав, пошла к двери, Каширгова взглянула на часы.
- Боже, опаздываю! У меня четыре вскрытия... Марк, зачем им это нужно было?
- Боялись, что докопаюсь до подлинной причины смерти Зимина, когда увидели, что очень интересуюсь этим случаем, хотя я был далек тогда от того, что знаю сейчас.
- Ладно, к подробностям вернемся, побегу...
Вышли вместе. Она направилась в прозекторскую, он - к двери на улицу...
Они стояли за зданием патологоанатомического отделения у большой трансформаторной будки.
- Чего глаза красные? Ревела? - спросил Володя Покатило.
- У меня неприятности, - ответила Аня.
- У всех свои неприятности... Быстро же ты Юрку забыла. Не успел помереть, а ты уже этому докторишке Алтунину на коленки села.
- Он женится на мне.
- Ага. Потрахает, потом передаст другому жениху.
- Не твое дело. Ты зачем пришел?
- Мне бабки нужны. Брат на дембель идет, офицер, служит под Курском, решил оставаться там, строиться хочет. У меня есть кое-какие шмотки и аппаратура. Прошлый год, когда мы с Юркой из Югославии привезли, ты хорошо толкнула. Может и сейчас кому из докторов предложишь? Все фирмовое.
- Не смогу я. Увольняюсь отсюда.
- Чего так?
- Нужно. Сам продай. Снеси в комиссионку.
- Там проценты большие берут, не выгодно.
- Уходи! - встрепенулась она, заметив вышедшего из подъезда Костюковича. - Не хочу с ним встречаться, - и, не прощаясь, быстро пошла в сторону подстанции "скорой".
- Чумная, - пожал плечами Володя.
Он шел по узкой, протоптанной по газону дорожке, по другой асфальтированной шел Костюкович. У входа в тоннель они сошлись.
- Здравствуйте, доктор, - поприветствовал Володя.
- Здравствуйте. Что вы у нас делаете?
- Надо было встретиться с одним шофером со "скорой". Он обещал канистру бензина.
- Как у вас дела? Готовитесь к чемпионату Европы? - спросил Костюкович. Через тоннель они прошли в вестибюль, оттуда через главный вход - на улицу.
- Кто готовится туда, а кто - в Будапешт, - усмехнулся чему-то Володя.
- А что в Будапеште?
- Дунайский кубок.
- Тоже хорошо.
- Кому как...
Они попрощались...
Сперва Деркач никак не могла начать говорить - произнесет фразу-другую, остановится, скажет Левину: