19 декабря
БЕГСТВО
Это небо свинцовое,
Эти скудные формы,
Эти лица суровые
На вокзальной платформе!
Эти жалобы слезные,
Эта всех безнадежность,
Эти таинства грозные,
Это горе – безбрежность!
Нет, Россия злосчастная,
Я в тебе не жилец,
И стихия ненастная
Твой терновый венец
Мне напялить не вправе,
Я скользну, как угорь,
Через ляхов заставы
До предутренних зорь.
Ведь давно уж я Божий,
А не твой и ничей,
На тебя не похожий
Голубой соловей.
Может быть, на границе
Мне Антихрист свинцом
Замурует зеницы,
И кровавым венцом
Я покрою сугробы…
Всё равно, я чужой,
И безумья микробы
Не увидят ханжой
Перед идолом плоти
Дворянина небес,
Повторявшего счеты
Очистительных месс.
Да и раньше в алмазный
Я попал бы чертог,
И меж музыкой разной
Заприметил бы Бог
Мой страдальческий голос
И молитвы за Русь, –
И отравленный колос
Поглотила бы трусь!
31 декабря
К 1920 ГОДУ
Двадцатого столетья мимо
И девятнадцатый прополз
Кровавый рок невозмутимо,
И новый уж натянут холст
Для летописи на подрамник,
Но, безнадежно удручен,
Я рядом приготовил камни,
И, если адский легион
И на него всползет напастей,
Я каменным его дождем,
Как буря обрывает снасти,
Сорву, поставя на своем!
Довольно летописцем гневным
Я разрушению служил,
Пора созвучием напевным
Покрыть чудовищность могил
И колокольным перезвоном
Соединиться навсегда
С алмазовым Господним троном,
Где легкокрылые суда
Великих мучеников духа
Сошлись на вечный карнавал,
У Тайны снятого воздуха
Забвенья пригубить бокал!
За час до Нового 1920 года
1920 Ромны
ШИПОВНИК
Для мертвого недавно друга
Я выкопал застывший куст
Шиповника в саду, из круга
Цветочного, под тихий хруст
Колышимых бореем веток…
Дремало всё еще вокруг,
Лишь глазки синенькие деток
Подснежных презрели испуг.
Я оборвал лопатой ржавой
Землей облепленные корни
И, обернув платочком, правой
Рукою из могилки черной
Поднял усыпанный шипами
Кривыми бездыханный прах.
Какой он серенький, клопами
И тлей изъеденный в ветвях;
Как от него несет могилой
И гнилью, плесенью, навозом –
И всё же скоро с новой силой
Отдастся он метаморфозам,
И всё же будет он сапфиром
Усыпан трепетным опять,
И розы ароматным клиром
Его усеют, и летать
Вокруг него на пестрых крыльях
Всё лето будут мотыльки,
И дождиком от изобилья
Спадут на травку лепестки.
И я застынувший шиповник
На мира сказочной гряде;
Божественный меня Садовник
По прихоти иль по нужде
В холодное послал изгнанье,
Корнями к бездне привязав,
Меж скудных терниев познанья,
Меж острых творчества агав.
И вот я, черный, грязный, странный,
Живу в провидящей дреме
И отдаюся неустанно
Холодносаванной зиме.
Метелицей обледененный,
Цветы я затаил в груди
И жизнь, неудовлетворенный,
Ищу за гробом впереди.
Бессмертие мне аксиома:
Ведь духа горние цветы
В юдоли горестной не дома
До Camposanto’вой черты.
2–3 апреля
ПРОТИВ ТЕЧЕНИЯ
Медленно вьется в песках затиненных
Желтая, мутная к морю река.
Вяло колосьев, лучами сожженных,
Движется грудь. Припекает. Тоска.