– Не знаю, – процедил я, – можешь выстроить любую гипотезу. Скажем, отец нашелся у Кузьмы – главарь какого-нибудь жестокого криминального сообщества. Или усыновитель объявился – жаждет ребенка, а детей в нашем мире, сама понимаешь, с гулькин нос.
– Чушь, – подумав, заявила Ольга, – отец Кузьмы всего лишь жулик. Он своего сына в глаза никогда не видел и плевать на него хотел. Версию же с «усыновителем» даже рассматривать не хочу.
– А теперь еще раз подумай, – сказал я. – За последнюю неделю нас навещали четырежды. Сперва полюбовались в бинокль. Мы не скрывались, Кузьму они видели. Потом подошли поближе – словно убедиться хотели, что не ошиблись. Увидели, что мы с оружием, и убрались. Что было в третий раз, ты знаешь. Всех уже съели. Сегодня ночью – четвертое посещение. Заметь, во всех инцидентах посудины и команды были разные. Если допустить, что руководство этими парнями осуществляется из одного центра, то криминальное сообщество, согласись, неслабое. Оно оснащено, вооружено, имеет связь, неограниченную живую силу и способно передвигаться на большие расстояния по смертельно опасным местам. В войске строгая дисциплина – они не бросились грабить наш дом, насиловать тебя. Они забрали Кузьму и смылись – поскольку только в этом состояла их миссия. Мужики были крепкие, подготовленные и неплохо вооруженные.
– Но ты сам-то веришь… – она помедлила, – что кто-то разглядел в бинокль Кузьму, узнал его с такого расстояния – а потом доложил главарю, то есть составил его словесный портрет? Кузьма бродяжил половину своей сознательной жизни, его в принципе никто не может узнать…
– Ты права, – согласился я, – Кузьму сейчас даже мать родная не узнает. Которую, кстати, умертвили люди небезызвестного Сильвестра.
– Так в чем тогда прикол? – ее обескуражило, что я не собираюсь с ней спорить.
– А не нужен ли им ЛЮБОЙ ребенок? – буркнул я и замолчал, пораженный догадкой.
Гавкнул Молчун из-под приборной панели: дескать, да, возможно, в моих словах имеется доля резона. Ольга молчала, сообразив, что ничего информативного из меня не вытянуть.
Несколько минут мы угрюмо помалкивали. Я вцепился в штурвал, расставил ноги – борьба с морскими ветрами требовала недюжинной силы. Ольга грела ладошки на приборной панели – от нее исходило немного тепла. Я оценивал расстояние до неприятельского судна, и в какой-то момент мне показалось, что дистанция сокращается.
– И чего стоим? – покосился я на Ольгу.
– Кадриль сплясать? – разозлилась она.
– В трюм топай. Или руль держи – сам потопаю. Но только не удержишь же, перевернемся… В общем, неси оружие, боеприпасы и проведи ревизию всего, что там осталось. Постарайся управиться за десять минут.
Я с жалостью смотрел, как она волочет из трюма тяжелые пулеметы конструкции Калашникова с ленточной подачей боепитания (у каждого под цевьем был прикреплен металлический контейнер с лентами), устанавливает их на носу. Потом притащила в рубку пару АКСУ, несколько подсумков с запасными магазинами, десяток лимонок в специально приспособленном «сундучке». Два ножа армейского образца (устаревших моделей) в обтрепанных кожаных ножнах.
– В трюме есть еще какое-то оружие, – отдышавшись, сообщила она, – но, думаю, хватит. Есть продукты – вяленая рыба и несколько банок тушенки, есть несколько упаковок тетрациклина, спички. Тоже нести?
– Неси.
– То есть ты уверен, что в море мы этих ублюдков не догоним? – у Ольги дрогнул голос, и глаза подернулись тоскливой поволокой.
Я молчал. Она не подвергала меня испепеляющей критике, понимала, что я выжимаю из корыта всё. Ощущение сокращающейся дистанции оказалось ложным. Кормовые огни не приближались. Я должен был сделать все возможное, чтобы они не стали отдаляться. Тоскливые предчувствия забирались в душу. Интуиция упорно намекала, что на свой благословенный остров мы не вернемся ни сегодня, ни завтра…
Несколько раз возникало чувство, что мы плывем в гору. Это был абсурд, но иллюзия работала идеально. Вода становилась вязкой, картинка перед глазами приближалась под углом – как будто мы находились у подножия холма, который предстояло покорить. С холма обрушивались волны, суденышко вздымалось, падало, носовую часть захлестывало. Несколько раз я терял из вида бортовые огни неприятеля, впадал в панику. Мы с Ольгой до «катаракты» в глазах всматривались в непрозрачную муть, кричали от радости, когда засекали огонек. А те словно издевались – практически всю ночь держались на одном и том же удалении! Мы мерзли, хлопали себя по плечам, чтобы согреться, и черной завистью завидовали Молчуну, который скорчился под приборной панелью и не испытывал неудобств. Не оставалось даже тени сомнений: этой ночью мы домой не вернемся. Но я пока не нервничал. Координаты острова я, в принципе, знал, а если кто-то там вздумает без нас поселиться, то это будет его главной и последней ошибкой в жизни! Несколько часов мы не смыкали глаз. Потом волнами стал набрасываться сон. Море успокоилось, грузные волны уже не вздымались. Ольга вздремнула пару часов под ворохом мешковины, а потом и я рискнул доверить ей штурвал, тоже отключился, взяв с нее слово будить меня при первой же опасности.