— А теперь, если позволите, я сообщу генералу Куропаткину о вашем согласии. И думаю, нам всем стоит вернуться в общий зал, дабы продемонстрировать полное единение перед лицом врага… и некоторых внутренних обстоятельств, — добавил он с легкой иронией. — И отпраздновать победу русского оружия, как и обещали.
Я улыбнулся. Представляю себе лицо Алексеева. Только ради этого стоило согласиться возглавить госпиталь.
Вроде и недолго отсутствовали, но за это время градус праздника успел подняться весьма и весьма. Алексеев не дождался, уехал. Наверное, запрется в туалете и будет плакать. И вообще, что он здесь делает? Место наместника — на острие атаки, в Порт-Артуре, а не здесь устраивать интриги на ровном месте.
Воронцов-Дашков, как и обещал, к общему ликованию присоединился. Сказал несколько вдохновляющих слов, выпил до дна, пожал руки офицерам и вежливо удалился — «дабы не мешать присутствием». На прощание пригласил меня утром зайти обсудить детали. И, как выяснилось, мы соседи по гостинице — только этажи разные. Мир, как всегда, тесен.
Я тоже хотел уйти, но меня крепко прихватили акулы пера. В первую очередь Гиляровский. Очень уж ему хотелось узнать, чем кончилось противостояние, а если нет, то что будет дальше. В отместку я рассказал журналистам об организации медицинской помощи в современных армейских условиях. Профессионалы, никто не сбежал, даже не зевнул ни один. Знай себе, строчат в блокноты. И слушают!
— Я правильно понял, мы увидим вас в каком-то месте этой цепочки? — спросил Гиляровский.
— Да, я согласился возглавить госпиталь Красного Креста под патронажем императрицы Марии Федоровны. Если проводить аналогии с описанной структурой, то это обычный эвакогоспиталь, максимально приближенный к местам сражений. Думаю, если вы напишете об этом, то мы получим добровольцев, желающих помочь раненым и получить при этом бесценный опыт.
Не добавишь ведь, что опыт там нарабатывается по методике «выжил — молодец», а ошибок никто не успевает фиксировать. Такие вещи вытаскивают наружу лет через двадцать, в уютных мемуарах, под соусом «мы были молоды и безумны». Но это не значит, что добровольцы не нужны. Нужны. Все: врачи, фельдшеры, повара, конюхи, санитарки. Хочешь помочь — найду, куда поставить.
Чтобы не тянуть одеяло на себя, рассказал о беспримерном подвиге великой княгини Елизаветы Федотовны, которая после личной трагедии решила посвятить себя служению людям, и на свои средства организовала санитарный поезд.
Пожал руки, закончил, и, наконец, поехал в гостиницу. Там меня ждали — жена, мысли о завтрашнем дне и, надеюсь, Жиган, которого должны были освободить с минуты на минуту.
А я всё ещё сижу тут, с бокалом подозрительного вина, читая по губам пьяных офицеров и отвечая на вопросы журналистов, как будто ничего не случилось.
Жигана доставили в гостиницу ближе к полуночи. Не «перевязанного праздничной ленточкой», как я мысленно предвкушал, но вполне целого, хотя и изрядно помятого, злого и пахнущего полицейским участком. Его сопровождал унылый околоточный надзиратель, который, передав «арестанта» Тройеру, пробормотал что-то невнятное про «высшее распоряжение» и поспешил ретироваться.
Тит Кузьмич прошел в кабинет, огляделся цепким взглядом, будто проверяя, все ли на месте, потом застыл рядом с креслом.
— Садись, варнак, не маячь, — сказал я, дописывая текст телеграммы в Питер. Я очень сомневался, что медицинское управление маньчжурской армии хоть пальцем пошевелит ради нового госпиталя. А значит, пора было задействовать Склифосовского. Пусть потрудится для меня в столице. Минимум, мне нужна была двухмесячная партия панацеума, готовый кабинет икс-лучей, всякое разное для операционных…
— Вытащили все-таки, ваше сиятельство… — прохрипел Жиган, усаживаясь и проводя рукой по взлохмаченной бороде. — А я уж думал, придется в харбинской кутузке кантоваться, пока этап на Нерчинск формируют. Век буду Бога за вас молить.
— Повремени пока с молитвами. Мне нужен начальник хозяйственной части для нового госпиталя Красного Креста под Мукденом. Пора твою новорожденную предприимчивость направить в нужное русло.
Я подвинул к Жигану фляжку с коньяком, вторую рюмку. Хитрованец недоверчиво покосился на меня, но взял. Выпил залпом, крякнул.
— На войну, стало быть, едем? И когда?
— Как только удастся получить транспорт и оформить бумаги, — ответил я. — И что-то мне подсказывает, это будет непросто.
В этот момент дверь открылась. Без стука. Агнесс. Бледная, напряжённая, но спокойная.