— «Non, elle est générale, ct je hais tons les hommes!»
Въ Консерваторіи выдающимися преподавателями были: Огюстина Броганъ — знаменитая субретка 50-хь годовъ, Брессанъ — бывшій любимецъ петербургской публики и Ренье. Я посѣщалъ классы обоихъ, въ качествѣ иностранца, интересующагося преподаваніемъ. Нельзя было сказать, чтобы тогда эти преподаватели поддерживали рутину классической декламаціи. И тотъ, и другой стояли за простоту и естественность; по эти требованія касались больше комедіи. А декламація въ классическихъ трагедіяхъ и стихотворныхъ драмахъ все также отзывалась условной пѣвучестью и подвинченностью тона. Брессанъ занималъ еще первое амплуа въ свѣтскихъ пьесахъ и даже игралъ героическія роли въ стихотворныхъ драмахъ, вродѣ напр., роли Карла V въ «Эриани» Виктора Гюго. Онъ игралъ и мольеровскихъ героевъ — Альцеста и Донъ-Жуана. Старички, помнившіе его еще молодымъ человѣкомъ и въ Парижѣ, и въ Петербургѣ—будутъ вамъ непремѣнно повторять, что такого jeune-premier никогда впослѣдствіи не бывало. На нашу оцѣнку, въ половинѣ 6о-хъ годовъ, (когда Брессану уже было за пятьдесятъ лѣтъ), онъ представлялъ собою очень законченный образецъ высоко-приличной и часто тонкой игры; держалъ себя немножечко чопорно, одѣвался въ строгомъ стилѣ, говорилъ, въ свѣтскихъ, роляхъ, съ изящной простотой, по стихи читалъ все-таки же съ нѣкоторой пѣвучестью. Создавать что-нибудь крупное, яркое — онъ не былъ въ состояніи. И тогдашніе критики — даже самые снисходительные— находили, что Альцестъ ему не удавался; и Донъ-Жуана онъ игралъ суховато, хотя и въ очень хорошемъ тонѣ. Но, по традиціи, Брессанъ считался «irresistible», какъ интересный мужчина, способный нравиться каждой зрительницѣ бель-этажа и балкона. Онъ бралъ не страстью, а женолюбивыми интонаціями, тономъ бывшаго покорителя сердецъ; а на эту удочку ловилась вся женская половина залы. Настоящимъ «первымъ любовникомъ» классической комедіи считался не онъ, а Делонэ — самый совершенный продуктъ французской сценической школы, въ половинѣ XIX вѣка. Уже и тогда ему шелъ пятый десятокъ, а со сцены, въ костюмѣ и пудреномъ парикѣ—онъ казался еще юношей. Такихъ примѣровъ поразительной моложавости немного можно найти въ исторіи всего европейскаго театра, за цѣлое столѣтіе. Его манера читать стихъ отзывалась, разумѣется, традиціонной выучкой Консерваторіи; но, въ предѣлахъ ея, онъ создалъ себѣ необычайно плѣнительныя интонаціи, умѣлъ «ворковать», какъ никто, и произносить, когда нужно, горячія и негодующія тирады. И почти такимъ же молодымъ способнымъ восхищать зрителей изяществомъ манеръ, искренностью тона и мелодичностью переливовъ голоса, онъ оставался вплоть до своей отставки, когда онъ уже вступилъ въ старческій возрастъ и былъ награжденъ за свою, болѣе чѣмъ сорокалѣтнюю службу, орденомъ Почетнаго Легіона. Тогда Делонэ — профессоръ Консерваторіи, былъ сѣдой, розовый старичекъ, и все съ тѣмъ же молодымъ, красивымъ и задушевнымъ голосомъ.