Товарищъ Брессана по преподаванію въ Консерватории во второй половинѣ 6о-хъ годовъ — покойный Ренье — считался, по праву, самымъ развитымъ и тонкимъ актеромъ и для мольеровской комедии, и для пьесъ современнаго репертуара. Онъ могъ служить примѣромъ артиста съ очень бѣдными внѣшними средствами, достигшаго художественности внутренней работой, умомъ тонкимъ пониманіемъ и артистической отдѣлкой своихъ ролей. Въ первый мой зимний парижскій сезон Ренье имѣлъ большой успѣхъ въ пьесѣ Эмиля Жирардена и Дюма-сына «Le supplice d’une femme». И этотъ комикъ, исполнявший въ Мольеровской комедии классическое амплуа Маска риллей и Скапеновъ, играя пожилого обманутаго мужа трогалъ васъ чрезвычайно правдивымъ изображеніемъ своего горя и душевной борьбы, не прибѣгая ни къ какимъ внѣшнимъ эффектнымъ пріемамъ. И какъ преподаватель въ Консерваторіи, Ренье стоялъ гораздо выше своихъ сослуживцевъ. Онъ чрезвычайно горячо относился къ ученикамъ, умѣлъ заставлять ихъ работатъ не пропускал безъ внимания ни одной интонаціи, не жалѣя себя. Кокленъ-старшій былъ его любимымъ ученикомъ и уже дѣйствовалъ во «Французскомъ Театрѣ» съ блестящимъ успѣхомъ, къ половинѣ 60-хъ годовъ.
И тогда, и впослѣдствіи, до самыхъ послѣднихъ годовъ, т.-е. въ теченіе цѣлыхъ сорока лѣтъ, французская сценическая выучка сводилась почти исключительно къ выработкѣ дикціи. Въ этомъ состоитъ неоспоримое преимущество французовъ. Но послѣ нѣсколькихъ лѣтъ, проведенныхъ въ Консерваторіи, молодой актеръ или актриса выходитъ въ сущности съ очень односторонней подготовкой; они умѣютъ декламировать стихи, на извѣстный ладъ произносить прозаическія тирады, вести діалогъ; но ихъ не учили въ консерваторскихъ классахъ создавать характеры, носить костюмъ, разрабатывать свою мимику и жестикуляцію. Не всякій повѣритъ тому, что въ парижской Консерваторіи вовсе не было ученическихъ спектаклей. Самая большая зала драматическаго отдѣленія устроена какъ театръ, съ подмостками и кулисами, но ни сорокъ лѣтъ тому назадъ, ни теперь спектаклей на ней не ставятъ и преподаваніе состоитъ исключительно изъ исполненія отрывковъ, безъ костюмовъ и гриммировки, и добрая половина года уходитъ на подготовленіе къ конкурсу, т.-е. къ переходному или къ выпускному экзамену. Ничего нѣтъ удивительнаго, что большинство французскихъ актеровъ и актрисъ, получившихъ выучку въ Консерваторіи, не имѣютъ оригинальности, всѣ почти вылиты въ одну форму; они слишкомъ долго предаются исключительно декламаціи и волей-неволей должны перенимать манеру своихъ преподавателей; а главный учитель у нихъ всегда, по выбору, одинъ изъ четырехъ или пяти профессоровъ Консерваторіи— система, которая вводилась и въ преобразованныя театральныя училища нашей Императорской дирекціи въ Петербургѣ и Москвѣ.
Замѣчанія, какія я дѣлалъ — явились уже результатомъ очень долгаго знакомства со сценическимъ искусствомъ, и не въ одномъ Парижѣ, а во всей Европѣ. Но тогда, по пріѣздѣ моемъ въ Парижъ, я все-таки же, въ общемъ, былъ пріятно захваченъ разнообразіемъ и блескомъ тамошней театральной жизни, хотя и тогда уже могъ съ извѣтной разборчивостью относиться къ моимъ впечатлѣніямъ. Для меня, да и для каждаго пріѣзжаго, было несомнѣнно, что Парижъ, по части театральнаго дѣла, и въ репертуарѣ, и въ исполненіи — на материкѣ Европы — былъ самой большой лабораторіей и пьес, и актеровъ, и цѣлыхъ театральныхъ предпріятій. Въ пять лѣтъ, до конца второй имперіи я, конечно, пересмотрѣлъ все то, что, на обоихъ берегахъ Сены, было сколько-нибудь замѣчательнаго. Даже и маленькіе театры не оставлялъ я безъ вниманія въ предмостьяхъ, гдѣ за дешевую плату мелкая буржуазная и увріерская публика смотритъ, большею частью, тѣ же пьесы, которыя имѣли успѣхъ въ хорошихъ театрахъ. И тогда, уже можно было подвести итоги всему этому «міру успѣха»— я не даромъ такъ озаглавилъ мои очерки парижской драматургіи, написанные въ Москвѣ въ 1866 г.