На одну изъ типичныхъ сходокъ рабочихъ соціалистовъ попалъ я почти въ той же местности, гдѣ находится и salle Cerras; Есть улица, идущая въ гору, къ тому холму, на которомъ когда-то вела свою подвижническую жизнь патронесса Парижа, святая Женевьева. Она и до сихъ поръ называется Rue de la montagne S-te Genèviève. Это квартал народный, гдѣ увріеры пре обладаютъ, такъ же, какъ и въ Faubourg S-t Antoine. Сходка была въ кабачкѣ, позади котораго помѣщается довольно тѣсная зала, носящая кличку Salle Octobre. На сходку должны были приехать и два-три депутата-соціалиста, и нѣсколько муниципальныхъ совѣтниковъ, т. е. гласныхъ города Парижа. Но ихъ ждали очень долго. Явилось не особенно много народу и въ этой толпѣ одѣтыхъ въ блузы (большею частью бѣлыя) было нѣсколько человѣкъ; остальные тоже имѣли видъ болѣе буржуазный. Въ началѣ засѣданія, которое обошлось сравнительно мирно, между группами бродила какая-то старушка, одѣтая салопницей. На груди она держала папку съ листами, вынимала ихъ оттуда и предлагала желающимъ. Подошла она и ко мнѣ и протянула листокъ, говоря:
— He бойтесь, это стоитъ всего два су.
Я подумалъ сначала, что это простая газетчица, а оказалось, что она — сама авторъ. Листокъ въ восемь страницъ— написанъ на тему перваго мая и называется всемірный колоссъ». Имя писательницы — г-жа Ноэль Бертье.
Написано это въ какомъ-то апокалипсическомъ стилѣ. Тутъ является гидра буржуазнаго общества съ семью главами — Первая глава — какого-то духовнаго, вторая — Наполеона III-го третья изображаетъ божественное право, четвертая олицетворяетъ милитаризмъ, пятая архимилліонщика Ротшильда, шестая панамиста Рейнака и наконецъ седьмая Казиміра Перье — недавняго президента республики. Ей противопоставленъ титанъ — «сынъ земли», какъ называетъ старуха міръ рабочихъ — и титанъ въ энтузіазмѣ восклицаетъ:
«Первое мая, привѣтствую тебя! Ты — мое торжество! Ты — праздникъ рабочаго! Лучезарное небо, зажги твои звѣзды! Земля, возврати мнѣ твои благоуханія, зеленую тѣнь твоихъ дубравъ и безконечные продукты моего труда! Я хочу, чтобы мои дѣти были призваны на праздникъ жизни. Мое божество находится въ моемъ мозгу, его имя — право. Моя религія держится въ моемъ разумѣ; имя ея — правосудіе. Солнце, небо, даруйте мнѣ воздухъ жизни, остальное дастъ мой трудъ. Я хочу, чтобы всѣ трудились. Да исчезнетъ богатство кастъ, да исчезнетъ суетная оболочка славы — они никогда не могли дать истиннаго счастія! Я хочу управляться самъ собою, безъ бога и властелина. Да погибнетъ ложь, да погибнетъ преступленіе! Новая эра называется соціальной республикой (la Sociale)?»
«Да здравствуетъ первое мая!»
Такое восторженное воззваніе къ празднику перваго мая звучитъ уже теперь анахронизмомъ и вызываетъ улыбку. Его могъ бы сочинить и анархистъ, но онъ уже не довольствуется даже и тѣмъ, что рабочіе называютъ «la Sociale».
Нѣсколько дней спустя послѣ конференціи Себастьена Фора меня навѣстилъ извѣстный публицистъ и знатокъ Россіи — Анатоль Леруа-Больё — братъ не менѣе извѣстнаго экономиста Поля Леруа-Больё. Разговоръ нашъ сейчасъ же зашелъ какъ разъ на тему соціалистическаго движенія. Говорили мы и объ анархіи. Мой гость — какъ и его братъ — сторонникъ полной экономической свободы, и онъ долженъ былъ сознаться, что соціализмъ сдѣлалъ, въ послѣдніе годы, огромные успѣхи.
— Но развѣ вы не находите, — спросилъ я его, — что по нѣкоторымъ пунктамъ вы и всѣ тѣ, кто стоитъ за экономическое свободу— вы должны волеи-неволей подавать руку анархистамъ, потому что они, какъ и вы — враги всякой регламентации государственнаго характера и требуютъ, чтобы все шло и развивалось собственными силами?
Мой гость тихо разсмѣялся.
— Пожалуй вы правы — сказалъ онъ — и если выбирать изъ двухъ золъ, то лучше для всѣхъ пасъ, кто держится научныхъ взглядовъ на экономическія явленія — быть, въ извѣстной степени, солидарными съ анархистами во всемъ томъ, что они проповѣдуютъ противъ государственнаго соціализма, чѣмъ поддерживать ихъ враговъ.
Мнѣ показалось, что мой гость былъ не на шутку огорченъ тѣмъ, какъ расшатаны теперь, въ парижской интеллигенции тѣ принципы, которые онъ и его единомышленники считаютъ здоровыми и плодотворными. Теперь принципы классическаго экономизма кажутся чѣмъ-то похожимъ на. устарѣлыя формы литературнаго классицизма. И соціалисты и анархисты говорятъ о нихъ, какъ объ архаической ветоши; но несомнѣнно то, что для такнхъ провѣдниковъ анархии, какъ Себастьенъ Форъ, гораздо важнѣе побѣда надъ государственнымъ соціализмомъ, чѣмъ надъ экономистами, которые даже сами признаютъ себя какъ бы крайней правой того движенія, на лѣвомъ краѣ котораго водрузила свое знамя анархія.