Какъ бы тамъ ни было, такъ называемые «руководящіе классы» въ британской столицѣ не представляютъ собою такого себялюбиваго, буржуазнаго равнодушія, какъ въ Парижѣ. Въ этомъ убѣдится каждый, кто хоть сколько-нибудь присмотрится къ англійскимъ порядкамъ. Полезна или безполезна палата лордовъ, но все-таки же каждый старшій сынъ засѣдаетъ въ ней безвозмездно, точно такъ же, какъ безвозмездно справляютъ свою депутатскую службу и члены Нижней Палаты. Въ каждомъ лондонскомъ приходѣ и въ муниципальномъ округѣ въ любомъ «board», т. е. по нашему земскомъ представительствѣ, вы находите естественныхъ участниковъ въ общественныхъ дѣлахъ, крупныхъ титулованныхъ и нетитулованныхъ землевладѣльцевъ, сквайровъ, ольдермановъ, судей, адвокатовъ и духовныхъ. Представительство состоитъ всегда изъ людей состоятельныхъ — или очень богатыхъ, или вполнѣ обезпеченныхъ — и они служатъ мѣстнымъ интересамъ гораздо великодушнее чѣмъ это дѣлается въ Парижѣ и во всей остальной Францiи. Англичанинъ, какъ я уже говорилъ привыкъ тратить и онъ щедръ на всякаго рода помощь. Если онъ живетъ на доходъ съ своей земельной собственности или капитала, онъ считаетъ себя какъ бы обязаннымъ давать гораздо больше, чѣмъ французъ. Да иначе и не могло случиться въ странѣ, гдѣ правительство, до сихъ поръ еще, не вмѣшивается въ хозяйственную сторону національной жизни. Безчисленныя общины и учрежденія, госпитали, богадѣльни, пріюты, школы, амбулаторіи — поддерживаются въ Лондонѣ на добровольныя пожертованія. Если вы хоть разъ тамъ были, въ вашей памяти, конечно, сохранились эти вывѣски аршинными буквами, написанными на самыхъ стѣнахъ громадныхъ зданій благотворительнаго характера. Слова «voluntary contributions» были первыя слова, какія я въ 1867 г. читалъ на стѣнахъ, разъѣзжая по Лондону.
— Но гдѣ же — скажетъ вамъ любой французъ, изъ тѣхъ, кто охотники до обличенія своихъ сосѣдей — гдѣ же, какъ не въ Лондонѣ, да и вообще въ Англіи, вы найдете такое соціальное и экономическое неравенство? Вся эта хваленая конституція и общественная самопомощь сдѣланы для тѣхъ, у кого есть по крайней мѣрѣ пятьсотъ фунтовъ годового дохода.
И тутъ начнутся обычные нападки на британскій складъ жизни, не позволяющій человѣку безъ большихъ средствъ, ни получать высшаго образованія, ни добиваться правосудія иначе, какъ тратя очень крупныя деньги.
И каждый такой французъ правъ. Я помню, что тотъ же самый Артуръ Бенни, про котораго я говорилъ въ одной изъ предыдущихъ главъ — съ тихимъ юморомъ любилъ повторять мнѣ одну фразу, водя меня по Лондону — Англійскіе порядки хороши для того, у кого есть, по крайней мѣрѣ, золотые часы, но не совѣтую быть въ кожѣ тѣхъ, у кого нѣтъ даже и оловянныхъ.
Если оно такъ, то это указываетъ на безпощадное царство шиллинга и фунта стерлинговъ, гораздо болѣе безпощадное, чѣмъ какое мы видимъ въ жуирующемъ и въ развращенномъ Парижѣ?..
И да, и нѣтъ!
Бѣднякамъ, дѣйствительно, очень трудно подняться и выйти въ люди. Прежде чѣмъ рухнутъ всякаго рода привилегіи, для множества способныхъ бѣдняковъ нѣть никакой возможности добиться извѣстнаго положенія, диплома, мѣста И, въ то же самое время, сотенные и тысячные оклады и стипендіи получаются или наслѣдственно, или по старшинству людьми, принадлежащими къ извѣстнымъ учрежденiямъ и корпораціямъ. Уничтожить такой порядокъ вещей можно только тогда, когда всѣ эти остатки средневѣковья рухнутъ.
И, несмотря на то, даже самые закорузлые защитники наслѣдственныхъ, и всякихъ другихъ привилегій стали въ послѣдніе годы искреннѣе и серьёзнѣе заниматься положеніемъ рабочаго пролетаріата. Я уже имѣлъ случай сообщить, что теперь и въ самыхъ аристократическихъ кружкахъ не боятся призрака «французскаго» соціализма. Это даже модная тема въ лондонскихъ салонахъ, и англиканское духовенство, не менѣе французскаго, подалось въ этомъ направленіи, при чемъ, англійскіе духовные, какъ принадлежащіе высшей церкви, такъ и диссиденты, дѣйствуютъ свободнѣе, съ большей личной иниціативой, чѣмъ это возможно при католической іерархіи.
Но и тутъ является вопросъ: кого считать въ Лондонѣ и въ Англш вообще народомъ? Отвѣтить на этоть вопросъ точно такъ же нельзя будетъ, въ нашемъ русскомъ смыслѣ, какъ нельзя было, когда мы говорили о Парижѣ и Франціи.