При второй имперіи, до войны и коммуны, въ парижской интеллигенціи не мало уже было писательницъ въ разныхъ родахъ, но женщины съ серьезнымъ научнымъ образованіемъ были всѣ на перечетъ, въ томъ числѣ сотрудница журнала «Philosophie positive», госпожа Руайе, служившая нагляднымъ доказательствомъ того, что тогда женщина, и не получая ученаго диплома, могла сдѣлаться очень свѣдущей и пріобрѣсти имя статьями по естествознанію, политическимъ наукамъ и даже философіи.
Только въ 70-хъ годахъ, когда появились между парижанками публицистки, дѣйствующія и печатнымъ, и устнымъ словомъ, женскій вопросъ вступилъ въ періодъ болѣе обостренной борьбы. И тутъ опять жизнь выставила два типа женщинъ: одну, фанатически преданную революціонному движенію, другую — гораздо болѣе умѣренную, которая стала послѣдовательно ратовать прежде всего за то, чтобы французскія женщины были, хотя сколько-нибудь, уравнены въ своихъ правахъ съ мужчинами. Первая — Луиза Мишель; вторая — Губертина Оклеръ.
Съ Луизой Мишель я лично не былъ знакомъ. Я не стану здѣсь ни защищать ее, ни нападать на нее; она слишкомъ хорошо извѣстна всей европейской публикѣ.
Луиза Мишель и тогда уже пропѣла свою пѣсенку. Для революціонеровъ-соціалистовъ она надолго еще оставалась мученицей и сестрой милосердія всѣхъ обездоленныхъ современнымъ порядкомъ вещей. Но если на нее посмотрѣть, какъ на бойца за права женщины, то окажется, что собственно женскому вопросу она весьма мало служила. Всѣ такія фанатички соціальной революции — только пособницы и сообщницы мужчинъ, вплоть до женщины-памфлетиста, дѣйствующей въ газетной прессѣ подъ именемъ Северины, эксъ-подруги коммунара Жюля Валлеса. Это все женскіе перепѣвы застрѣльщиковъ мужской арміи, а не самостоятельные борцы за фактическое освобожденіе французской женщины отъ разныхъ запретовъ, которые тяготѣютъ надъ нею.
Совсѣмъ другой типъ — Губертина Оклеръ. Когда ея имя стало извѣстно, я, въ одну изъ моихъ весеннихъ поѣздокъ въ Парижъ, имѣлъ случай узнать ее лично. Тогда она уже организовала общество для защиты правъ женщины, и чтобы поближе съ нимъ познакомиться, я выразилъ желаніе поступить въ его члены и подвергался даже нѣкоторому экзамену въ ея квартирѣ, отъ членовъ комитета — трехъ или четырехъ женщинъ, въ числѣ которыхъ была и она сама. Тогда г-жа Оклеръ была еще довольно молодая дѣвушка, скромнаго вида, пріятной внѣшности, одѣтая, какъ одѣваются всѣ, и похожая по тону и манерѣ держать себя, на благовоспитанную учительницу или гувернантку.
Въ ея небольшой квартиркѣ, въ той комнатѣ, гдѣ она меня принимала, все дышало протестомъ противъ мужской несправедливости. Этотъ протестъ г-жа Оклеръ начала въ видѣ отказа платить тѣ сборы, какіе городъ взимаетъ съ квартирантовъ, имѣющихъ постоянныя помѣщенія. Сборщики являлись, она отказывалась платить, у ней описывали мебель и продавали ее каждый разъ. Къ этому она относилась стоически и все-таки не сдавалась… Вѣроятно, не сдается и до сихъ поръ. А тѣмъ временемъ продолжала свою пропаганду и на словахь, и на дѣлѣ. Вся ея рабочая комната (это было въ началѣ 8о-хъ годовъ) была увѣшана тѣми карикатурами. которыми юмористическіе листки осыпали ея личность, помогая этимъ, конечно, и популярности такой искренней и, скажу опять, серьезной поборнице женскаго образования и освобожденія отъ разныхъ вѣковыхъ запретовъ французскаго кодекса.
Да развѣ не вопіющая непоследовательность, чтобы не сказать больше: въ демократической республикѣ, гдѣ каждый гарсонъ можетъ попасть въ президенты, женщина, до сихъ, поръ, поставлена въ положеніе малолѣтней? Если она не замужняя, то до самой смерти все-таки находится въ вѣдѣніи попечителя; выйдетъ она замужъ — по одному изъ режимовъ, признанныхъ закономъ — она или совсѣмъ лишается права на. возможность распоряжаться даже собственнымъ имуществомъ, или же значительно отменена. И замѣтьте, что первая форма брачнаго договора — такъ называемая «общность имущества» есть самая распространенная во всѣхъ слояхъ французскаго общества; считается болѣе порядочной и солидной, чѣмъ вторая форма.
Что бы заговорили наши замужнія дамы, еслибы онѣ не имѣли даже права, безъ довѣренности мужа, получать страховыя письма на почтѣ, адресованныя на ихъ имя; а между тѣмъ это до сихъ поръ существуетъ во Франціи. Разумѣется, при такихъ порядкахъ французская женщина лишена вполнѣ какого бы то ни было участія въ общественных дѣлахъ. У насъ — въ Россіи — женщина, имѣющая недвижимую собственность, если не прямо, то чрезъ своихъ представителей, можетъ участвовать въ земскихъ и дворянскихъ выборахъ. А вотъ такая Губертина Оклеръ уже болѣе двадцати лѣтъ бьется изъ того же самаго — и все еще не можетъ ничего добиться. Ея отказъ платить пошлины не озорство, а только заявленіе того, что она желаетъ быть послѣдовательной. Съ нея, какъ съ квартирантки, городъ требуетъ совершенно такихъ поборовъ, какъ и съ мужчины, а между тѣмъ она не только не можетъ быть выбрана въ гласные, но даже и дать свой голосъ представителю мужчинѣ, что существуетъ уже во многихъ европейскихъ и американскихъ государствахъ.