На одинъ такой five о’clock былъ приглашенъ и я въ клубъ, помѣщавшійся около перекрестка Риджентъ-стритъ и Оксфордъ-стритъ. Ввела меня туда немолодая уже особа, писательница, интересующаяся философіей; я съ ней и познако-мился черезъ профессора философіи. Это одинъ изъ самыхъ старыхъ женскихъ клубовъ Лондона. Помѣщался онъ не роскошно — въ двухъ-трехъ комнатахъ. Меня пригласили къ пяти часамъ и я нашелъ въ красиво декорированномъ небольшомъ салонѣ кружокъ въ десять-двѣнадцать дамъ и дѣвицъ, изъ которыхъ нѣкоторыя были совсѣмъ молоденькія. Сервированъ былъ чай съ сандвичами, и хозяйки весьма мило угощали мужчинъ — одного профессора, одного журналиста и одного китайца, секретаря или атташе посольства, довольно бойко, но съ забавнымъ акцентомъ говорившаго по-англійски.
Судя no этому клубу, въ лондонскихъ женскихъ кружкахъ, желающихъ помогать расширенію правъ женщины — вы не находите ничего рѣзко тенденціознаго. Вы попадаете въ гостиную хорошаго тона, безъ претензій, безъ чопорности и безъ какихъ бы то ни было выходокъ женской эмансипаціи дурного тона.
Я не буду произносить никакихъ приговоровъ о судьбахъ женскаго вопроса въ Парижѣ и въ Лондонѣ. Но лично мнѣ сдается, что вопросъ этотъ пойдетъ въ Англіи серьезнѣе и толковѣе, чѣмъ во Франціи, потому что, давнымъ давно, въ англійской жизни женщина иначе сознаетъ себя, привыкла, даже и въ обезпеченномъ, богатомъ классѣ, серьезно относиться къ своимъ правамъ и обязанностямъ. Вся мораль англичанъ сводится къ внутренней свободѣ и къ независимости личности. Такъ воспитываются и мальчики, и дѣвочки. Все, что несправедливо — возмущаетъ ихъ и въ юности, и въ старости. Но съ теченіемъ вѣковъ накопилось много неправды въ государственной и общественной жизни, которая выдавалась за правду, и женщины, подчиняясь во всемъ мужскому авторитету, мирились и съ своей долей, и со многимъ, что обездоливаетъ до сихъ поръ всѣхъ, кто не имѣетъ привилегированнаго положенія. Но разъ голова ихъ заработала въ другомъ направленіи— онѣ не остановятся на полпути.
Съ такимъ чувствомъ покинулъ я Англію и Лондонъ въ началѣ іюля 1895 г. Можетъ быть, по сю сторону Канала, броженіе разрушительныхъ идей въ Парижѣ и скорѣе отразится на судьбахъ женскаго вопроса; но въ Лондонѣ, какъ центрѣ британской жизни, дѣло будетъ поставлено прочнѣе, потому что оно скорѣе найдетъ себѣ поддержку въ нравахъ. Въ Парижѣ идеалъ — разрушеніе; а не созиданіе. Въ Лондонѣ какъ разъ напротивъ; тамъ подкапываются подъ старое запѣмъ, чтобы замѣнить его чѣмъ-нибудь болѣе устойчивымъ.
Судьбѣ угодно было, чтобы въ Лондонѣ, а не въ Парижѣ жилъ, работалъ и умеръ тотъ нѣмецкій еврей, который придалъ соціализму научно-философское обоснованіе и повліялъ всего больше на умы и воззрѣнія теперешнихъ вожаковъ соціализма и во Франціи, и въ Германіи, и въ другихъ странахъ.
Съ Марксомъ я не имѣлъ случая познакомиться въ сезонъ 1868 года. Тогда о немъ и въ Лондонѣ говорили — даже въ радикальныхъ кружкахъ — не особенно часто.
О немъ, какъ личности, о его семействѣ, домашней обстановкѣ, привычкахъ, вкусахъ, діалектикѣ, выходкахъ темперамента — я много слыхалъ отъ одного изъ нашихъ ученыхъ соціологовъ, который подолгу живалъ въ Англіи въ 70-хъ и 80-хъ годахъ.
Отъ него узналъ я, еще до смерти Маркса, что онъ успѣшно занимался русскимъ языкомъ, слышалъ и то — какъ мой знакомый засталъ его разъ съ русскимъ романомъ въ рукахъ. Отъ русскаго пріятеля получилъ я и письма къ старику Энгельсу, надолго пережившему своего друга и руководителя, Маркса. Энгельсъ считался всегда какъ-бы alter ego знаменитаго соціалиста, его лейтенантомъ и знаменоносцемъ.
Энгельса я нашелъ въ самомъ Лондонѣ, въ отдаленномъ тихомъ кварталѣ, въ небольшомъ трехъэтажномъ домѣ. Онъ жилъ, какъ человѣкъ съ хорошимъ достаткомъ, да и никогда не зналъ, кажется, нужды и заброшенности эмигранта.