Вотъ эта красная ленточка въ демократической республикѣ— высшій символъ повальной суетности и тщеславія. Къ принципѣ, можно сказать, что нѣтъ такого француза, который бы не желалъ получить Légion d' honneur; а получить его сравнительно легче на чиновничьей службѣ, чѣмъ въ либеральной профессіи. Чиновъ во Франціи нѣтъ, какъ у насъ, но вовсе не потому, чтобы этого не желала масса французовъ. Напротивъ, будь у нихъ четырнадцать классовъ, какъ въ Россіи, чинопочитаніе навѣрно развилось бы въ поражающей степени. Титулъ— „citoyen‘‘—въ сущности, никѣмъ не употребляется въ обществѣ; онъ въ ходу только на сходкахъ крайнихъ партій и стоитъ французу имѣть хоть какое-нибудь званіе, чтобы онъ непремѣнно поставилъ его на своей визитной карточкѣ. Увлечение званіями и военными чинами во Франціи нисколько не меньше распространено, чѣмъ въ Германии; только въ свѣтской жизни оно нѣсколько болѣе ограничено, потому что у французовъ больше вкуса и такта.
Какъ тридцать лѣтъ тому назадъ, такъ и теперь — въ Парижѣ больше, чѣмъ гдѣ-либо, вы видите — какое смѣшное противорѣчіе заключается въ томъ, что, съ одной стороны, всѣ склонны быть чиновниками: командовать, распоряжаться, важничать, а съ другой стороны, публика и не лобитъ, и не уважаетъ администрацію; она можетъ быть только послушна, по привычкѣ, и парижская толпа вообще довольно покладлива; но связи между администраторами и публикой нѣтъ. И, конечно каждый изъ васъ, кто бывалъ въ Парижѣ—присутствовалъ очень часто при сценахъ различнаго рода пререканій между чиновниками и тѣми, кто приходитъ въ канцеляріи и бюро. Всегда и вездѣ чувствуется взаимное раздраженіе, обидчивость, брезгливый формализмъ или даже рѣзкость, отсутствіе довѣрія и задорное желаніе быть, во что бы то ни стало, правымъ— съ обѣихъ сторонъ.
Конечно, при республиканскомъ режимѣ и при постоянной смѣнѣ министровъ — не можетъ быть такого единства, какое было при Наполеонѣ I и III-мъ, въ механизмѣ администраціи. При второй имперіи кто дѣлался сторонникомъ бонапартизма — тоть служилъ императору съ сознаніемъ, что его положеніе болѣе обезпечено, чѣмъ это можетъ быть въ республикѣ, гдѣ министры то и дѣло соскакиваютъ съ своихъ мѣстъ. Происходитъ постоянная перетасовка префектовъ, начальниковъ отдѣльныхъ частей, всевозможныхъ «шефовъ» и «сушефовъ». Теперешній префектъ — гораздо болѣе случайный человѣкъ, чѣмъ это было при имперіи. Какой-нибудь депутатъ попадетъ въ министры и можетъ любого изъ своихъ пріятелей или знакомыхъ назначитъ префектомъ. Обыкновенно, нынѣшній префектъ по тону и пріемамъ своимъ — менѣе «чинушъ», чѣмъ прежде. Въ тѣхъ первоклассныхъ префектурахъ, гдѣ мѣстное общество живетъ бойко и гдѣ есть блестящая иностранная колонія, префектъ старается быть свѣтскимъ человѣкомъ, играть роль миротворца и поддерживать авторитетъ власти въ самыхъ мягкихъ формахъ. Прежній типъ префекта «a poigne» — почти совсѣмъ вывелся. Но какъ бы ни былъ мягокъ и пріятенъ въ обращеніи префектъ, онъ все-таки же одинъ изъ винтовъ той машины, которая держитъ Францію; въ его распоряженіи — всегда вооруженная сила. Самоуправленіе только терпится, а не представляетъ собою, какъ въ Англіи, основы всего общественнаго и государственнаго зданія.
Такъ точно, и классическій типъ мэра измѣнился послѣ второй имперіи. Правительство не можетъ уже такъ могущественно вліять на мѣстное населеніе; и теперь вовсе не рѣдкость встрѣчать и по городамъ, и по деревнямъ мэровъ, хотя и назначенныхъ министромъ внутреннихъ дѣлъ, но болѣе или менѣе фрондирующихъ правительство. И все-таки же представитель общины есть никто иной какъ чиновникъ, котораго центральная власть можетъ, въ одно мгновенiе устранить. Обратитесь вы къ нему зачѣмъ-нибудь, французъ ли вы или иностранецъ — вы нерѣдко найдете въ немъ коренныя свойства французскаго администратора: должностное важничанье, формализмъ, желаніе казаться чиновникомъ, а не земцемъ.
Земския дѣла во Францiи вѣдаются «советами» — «мѣстными» и «общими» (conseils deneraux) или же городскими (conseils municipaux). При Наполеонѣ III-мъ всѣ эти земския представительства были въ рукахъ центральной власти; теперь они могутъ действовать самостоятельнѣе; но и въ нихъ насколько мнѣ приводилось наблюдать, нетъ настоящаго духа свободы я самоуправленія. И въ нихъ сказывается всеобщая склонность французовъ къ политиканству, къ духу партій, къ честолюбивой борьбѣ съ противниками.