— Неужели Ивъ Гюйо — министръ? — то непремѣнно получишь въ отвѣтъ
— Да онъ еще изъ самыхъ лучшихъ!
Министромъ онъ прославился своими безпрестанными разъѣздами и обилиемъ суточныхъ денегъ, какия на этомъ заработалъ. А теперь превратился въ финансоваго дѣльца и долгого сотрудника ежедневныхъ газетъ.
Или напр., недавній морской министръ Локруа, съ которымъ я встрѣчался въ концѣ шестидесятыхъ годовъ. Онъ и тогда былъ уже радикаломъ и его въ республиканскихъ газетахъ цѣпили, какъ остроумнаго, политическаго хроникёра. Первоначальная его карьера была — сочиненіе водевилей. Репутація республиканца дала ему ходъ въ Палату; послѣ войны онъ женился на вдовѣ одного изъ сыновей Гюго, управлялъ министерствомъ народнаго просвѣщенія, а потомъ вѣдалъ судьбами французскаго флота.
Какъ все, что Франція пережила въ своей внутренней и внѣшней политикѣ за цѣлыхъ тридцать лѣтъ, отлично отъ того, что происходило по ту сторону Ламанша!.. И въ 1867 г., когда я впервые пріѣхалъ въ Лондонъ, и двадцать восемь лѣтъ спустя — незыблемо держался и держится все тотъ же государственный строй Великобританіи, и королева, бывшая въ 1867 г. уже пожилой женщиной, почти такъ же бодро исполняла свои обязанности конституціонной монархини. Въ Парламентѣ неизмѣнно происходила смѣна двухъ политическихъ главенствъ — виговъ и торовъ. Вы находили Гладстона во главѣ кабинета, въ слѣдующій годъ его смѣнялъ Д' Израэли. Вы были въ отсутствіи болѣе четверти вѣка, вернулись— нашли опять либералыіый кабинетъ лорда Розбери. He успѣли вы хорошенько осморрѣться въ Лондонѣ, какъ этотъ кабинетъ имъ, и опять лордъ Сольсбери — испытанный консерваторъ и недавно первый министръ — получилъ довѣріе страны. Эти постоянныя смѣны со стороны могутъ казаться такими же превратностями внутренней политики, какъ и чередованіе кабинетовъ по сю сторону Канала; но разница огромная. Джонъ-Буль, до поры до времени, держится своихъ государственныхъ и общественныхъ устоевъ, и паденіе министерствъ совпадаетъ только съ новымъ настроеніемъ избирателей.
Но можно ли сказать, что Англія въ политическомъ и соціальномъ смыслѣ; за эти тридцать лѣть нисколько не измѣнилась?
Утверждать этого нельзя, но новыя теченія вращаются по прежнему, въ оѣхъ же рамкахъ государственнаго уклада.
Помшо, въ первую мою поѣздку въ Италію (въ концѣ франко-прусской войны) я познакомился за однимъ изъ неаполитанскихъ табльдотовъ, съ курьезной парой англичанъ: отецъ смотрѣлъ богатымъ коммерсантомъ или дерененскимъ сквайромъ и очень гордился своимъ сыномъ, имѣвшимъ званіе «follow» одного изъ оксфордскихъ колледжей — что тогда давало пожизненное содержаніе въ пятьсотъ фунтовъ стерлинговъ. Старикъ, поучая меня преимуществамъ англійскаго устройства, безпрестанно повторялъ, перебирая первые три пальца правой руки:
— У насъ въ Англіи — королева, представители и народъ. (Queen, representatives and people).
Эти три устоя и до сихъ поръ держатся. Два первыхъ— королева и парламентъ — все еще ладятъ между собою, но между руководящимъ классомъ и рабочей массой завязалась уже такая борьба, какой тридцать лѣтъ тому назадъ еще не было. Довольно того, что въ Нижней Палатѣ насчитывали уже не одинъ десятокъ депутатовъ-социалистов; а въ 1867 и 68 гг. (когда я сталъ знакомиться съ политической жизнью Англіи), такихъ депутатовъ и въ поминѣ не было. Да и въ обществѣ считалось почти неприличнымъ заводить разговоръ на темы, носившія тогда общую кличку «french socialism».
Ho изъ этого не слѣдуетъ, чтобы и тогда уже не подводились мины подъ великобританскую конституцію. Стоитъ вспомнить, что уже въ 1868 г., и какъ разъ въ бытность мою въ Лондонѣ, судили и подговорили феніевъ, послѣ цѣлаго ряда покушеній, которыя показывали, что пропаганда идетъ давно. Но въ парламентъ еще не проникали ни Парнель, ни такие свободные мыслители, которые отказывались принимать христіанскою присягу.