Въ заключеніе этой главы скажу еще нѣсколько словъ о ходѣ моего личнаго участія въ политической и общественной жизни двухъ столицъ міра.
Въ первый мой заграничный сезонъ я не былъ еще корреспондентомъ и только съ января 1867 г. сталъ сотрудничать въ нѣсколькихъ русскихъ газетахъ и гораздо больше отдаваться интересамъ тогдашней политической и общественной жизни. Разгаръ этой работы приходится на зиму 1868—69 од когда я помѣщалъ политически корреспонденции въ двухъ газетахъ, а въ одной изъ нихъ, кромѣ того, велъ хронику парижской жизни подъ общимъ заглавіемъ «Съ итальянскаго бульвара» Если не ошибаюсь эти фельетоны интересовали въ свое время нашу публику. Кромѣ «Русскаго Инвалида» и «Петербургскихъ Вѣдомостей», я писалъ въ газетѣ «Москва» я въ «Голосе», всего больше о лондонской жизни въ сезонъ 1868 г. Къ этому времени, кромѣ чисто политическихъ сферъ въ обѣихъ странахъ, я сталъ знакомиться и съ движеніемъ рабочаго класса. Возбужденіемъ во мнѣ интереса къ соціальному вопросу я обязанъ участію въ качествѣ корреспондента ла одномъ изъ конгрессовъ «Международной ассоціаціи рабочихъ», бывшемъ въ Брюсселѣ. На немъ всѣ важнѣйшіе пункты программы пролетаріата были установлены. Затѣмъ, итоги моихъ наблюденій надъ третьей французской республикой высказывалъ я въ этюдахъ и замѣткахъ, появлявшихся въ разныхъ газетахъ Москвы и Петербурга, преимущественно въ «Новостяхъ» и въ журнальныхъ статьяхъ, о которыхъ упоминалъ въ разныхъ мѣстахъ этой главы. Въ самые послѣдніе годы я воздерживался отъ работы публициста, но продолжалъ наблюдать политическую и общественную жизнь Франціи и въ Парижѣ, и на французской Ривьерѣ, гдѣ я прожилъ цѣликомъ, или частью, шесть зимнихъ сезоновъ; а въ послѣднюю свою поѣздку въ Англію я освѣжалъ мои воспоминанія и отдавалъ политическимъ и соціальнымъ интересамъ все время, свободное отъ экскурсий въ другія области британской жизни.
VI
Литературное движеніе. — Его итоги къ концу имперіи. — 70-е годы. — Натурализмъ и реакція противъ него. — Идеалистическія вѣянія. — Символизмъ. — Русскій романъ. — Скандинавская драма. — «Вольный театръ». — Декадентство и литературный анархизмъ. — Французская Академія. — Салоны. — Сравнительное движеніе въ Англія. — Мои знакомства
Русские писатели моего поколѣнія, въ течение всѣхъ шестидесятыхъ годовъ, не были особенно захвачены обаяниемъ тогдашней парижской беллетристики. Разумѣется, все, что появлялось сколько-нибудь замѣтнаго въ Парижѣ—читали и переводили у насъ, но тогда англійскими и нѣмецкими романистами интересовались, въ сущности, больше, Бальзака мало знали, да и до сихъ поръ не думаю, чтобы было много образованныхъ русскихъ, хорошо знакомыхъ со всей «Человѣческой комедіей» — этимъ колоссальнымъ памятникомъ творчества, какой оставилъ авторъ «Эжени Гранде» и «Кузена Понса». Къ первымъ годамъ того десятилѣтія прогремѣлъ романъ Виктора Гюго «Мизерабли» и едва ли надолго не остался самымъ популярнымъ у насъ, вплоть до семидесятыхъ годовъ. Чтобы убѣдиться — до какой степени и корифеи русской беллетристики мало цѣнили все, что было уже крупнѣйшаго въ тогдашней французской изящной литературѣ, я рекомендую моимъ читателямъ одно предисловіе Тургенева, прошедшее почти совсѣмъ незамѣченнымъ, къ русскому переводу тоже всѣми позабытаго романа Максима Дюкана, давно уже умершаго — когда-то друга и ближайшаго сверстника Флобера. Переводъ этотъ былъ изданъ редакціей тогда весьма распространеннаго у насъ журнала «Собраніе иностранныхъ романовъ» г-жи Ахматовой. Книжка вышла въ шестидесятыхъ годахъ, стало быть, въ то время, когда не только уже существовало огромное наслѣдіе Бальзака, умершаго болѣе десяти лѣтъ до того, но и явилось уже, нѣсколько лѣтъ передъ тѣмъ, произведеніе Флобера, которое теперь считается «Epochemachend» въ развитіи художественно-реальнаго романа — «Мадамъ Бовари», и переводъ этого романа уже былъ сдѣланъ по русски. Въ то время начали писать братья Гонкуръ; въ области поэзіи Викторъ Гюго вступилъ едва ли не въ самый блистательный періодъ своего вдохновенія съ «Legende des siècles»;-пріобрѣталъ имя первокласснаго поэта и версификатора Леконтъ-де-Лиль; складывалась цѣлая школа парнасцевъ. А въ предисловіи Тургенева вы найдете весьма пренебрежительный взглядъ на тогдашнюю французскую беллетристику и, насколько мнѣ не измѣняетъ память, даже нѣтъ никакого упоминанія о томъ великомъ романистѣ, который впослѣдствіи вызывалъ въ самомь Тургеневѣ такой энтузіазмъ — о Флоберѣ.