Я уже вспоминалъ о моемъ знакомств съ Джономъ Морлей — тогдашнимъ редакторомъ «Fortnightly review» и авторомъ замѣчательных книгъ критическаго содержанія. Выборъ сюжетовъ такихъ монографій какъ «Ж. Ж. Руссо» или Дидро», прямо показывалъ, что радикально-мыслящихъ англичан Франція серьезно интересовала. И многіе изъ нихъ находили, что даже при порядкахъ второй империи, по ту сторону Канала гораздо больше свободы въ идеяхъ и нравахъ, чѣмъ по сю сторону. Я уже и тогда замѣчалъ, что нѣкоторыя англичане, изъ литературнаго и политического мира съ какими я знакомился, относились къ Франціи симпатичнѣе, чѣмъ, напр., къ Америкѣ и американцамъ, несмотря на близость расы и культуры.
Прошло болѣе четверти вѣка. Англійская литература, и художественная, и критичррская — продолжала интересовать меня. Были полосы, когда я особенно сильно занимался ею. По многимъ симптомамъ, можно было заключить и издали, не отправляясь въ Англію, что и тамъ происходитъ движеніе идей и вкусовъ, параллельное съ тѣмъ, какое я видѣлъ въ Парижѣ. Диккенсъ умеръ. Умерла и Джоржъ Эліотъ. Поэтъ лауреатъ Тэниссонъ доживалъ свой вѣкъ. Изъ новыхъ поэтическихъ талантовъ Браунингъ сталъ увлекать молодыя генераціи, и въ воздухѣ критики эстетическихъ идей запахло чѣмъ-то другимъ. Область искусства давно уже сдѣлалась предметомъ изслѣдованія очень большого критическаго таланта — писателя съ богатымъ и пылкимъ языкомъ и съ огромной эрудиціей по исторіи искусства. Это былъ Джонъ Рёскинъ. до сихъ поръ у насъ мало извѣстный, а онъ уже не только въ Англіи, но и на континентѣ, и во Франции, и въ Германіи, завоевалъ себѣ очень видное мѣсто, еще тридцать пять лѣтъ тому назадъ. Объ этомъ движении эстетическихъ идей я буду еще говорить въ главѣ объ искусствѣ, а здѣсь указываю только на то, что художественная критика вліяла и на тонъ» и направленіе литературной. Молодыя поколѣнія уже не могли довольствоваться безусловнымъ признаніемъ славы такого поэта, какъ Тэниссонъ, и такихъ романистовъ, какъ Диккенсъ, Тэккерей, Джоржъ Эліотъ. Росло недовольство профессіональной беллетристикой съ ея избитыми морально-нравоописательными темами.
И къ половинѣ 90-хъ годовъ, когда я пріѣхалъ въ Лондонъ въ послѣдній разъ, и сталъ присматриваться и прислушиваться къ тому, что писалось и говорилось и въ статьяхъ, и въ литературныхъ кружкахъ, и въ свѣтскихъ салонахъ, я нашелъ у многихъ молодыхъ людей полную солидарность со всѣми тѣми новыми требованіями и протестами, какіе раздавались и раздаются на берегахъ Сены. И англійская публика испытала уже вторженіе французскаго натурализма, затѣмъ. символизма и декадентства. Русскіе мотивы прошли черезъ Тургенева, Толстого и Достоевскаго, а въ послѣдніе годы особенно сильно увлекались Толстымъ, какъ проповѣдникомъ новаго христіанско-нравственнаго ученія. Вмѣстѣ съ тѣмъ развился и культъ формы, требованіе гораздо большей художественной отдѣлки, чѣмъ та, какую молодыя генераціи находятъ въ безчисленныхъ кропаніяхъ разныхъ досужихъ миссъ. Эти молодые люди ни мало не увлекаются на счетъ всего того, что до сихъ поръ еще преобладаетъ въ свѣтской и буржуазной публикѣ Лондона и провинціи, по части литературныхъ вкусовъ и симпатій.
— «Средняя англійская публика — говорилъ мнѣ одинъ изъ акихъ молодыхъ поборниковъ новыхъ вкусовъ и идей — до сихъ поръ еще тяготится изящной формой. Для нея стиль— вещь совершенно третьестепенная. Она поглощаеть съ удовольствіемъ самые банальные романы. Прежде они писались въ сантиментально-нравоописательномъ вкусѣ; а теперь на разныя темы соціальнаго характера. Но искусство тутъ не при чемъ, и еще не скоро настанетъ такое время, когда талантливый молодой писатель сразу въ состояніи будетъ завоевать себѣ имя, не поддѣлываясь подъ рутинно-банальные вкусы нашей большой публики».