Въ 1867 г., когда я впервые попалъ въ Лондонъ, мнѣ особенно рѣзко бросилась въ глаза гораздо меньшая артистичность этой столицы міра, сравнительно съ Парижемъ, въ разныхъ смыслахъ: и по памятникамъ архитектуры, и по интересу къ предметамъ искусства. Уже одно сравненіе зданій Лувра и Лондонской «Національной Галлереи» давало характерную ноту. Лувръ, самъ по себѣ—произведеніе своеобразнаго зодчества, особенно когда вы на него посмотрите съ внутренняго двора; а Лондонская Національная Галлерея — тяжеловатое зданіе, довольно таки дурного вкуса, напоминающее многія наши казенныя постройки въ стилѣ классическаго рококо. Но и тогда уже въ мірѣ художественныхъ идей по ту сторону Канала вы могли найти нѣчто оригинальное и крупное. Давно уже дѣйствовалъ такой знатокъ и критикъ искусства, какъ Джонъ Рёскинъ. Его книга объ англійскихъ живописцахъ проникла уже и на континентъ. Ею стали интересоваться и французы, и нѣмцы гораздо раньше, чѣмъ у насъ, въ Россіи, до сихъ поръ, имя Рёскина весьма мало извѣстно. Прославляя англійскихъ пейзажистовъ и маринистовъ конца прошлаго и начала XIX столѣтія, Рёскинъ являлся съ оригинальнымъ пониманіемъ природы и задачъ искусства. To же влагалъ онъ и въ толкованіе античнаго искусства, и средневѣковаго. Для него вся природа одухотворена многообразной, безконечно проявляющейся красотой; но этотъ культъ красоты связанъ у него съ особаго рода нравственнымъ мистицизмомъ, присущимъ англійской Душѣ. Его художественно-критическая проповѣдь способствовала, всего больше, и нарожденію той школы, которая впослѣдствіи получила названіе «прерафаэлитовъ». Она связана съ именемъ художника-поэта Росетти, а въ новѣйшее время — Бёрнъ-Джонса. Изъ этой школы пошло преклоненіе передъ старыми флорентійскими мастерами, предшественниками Рафаэля, откуда — и самый терминъ. Флорентійскихъ мастеровъ первой эпохи Возрожденія изучали не одни англичане, и сами итальянцы, и нѣмцы, и французы. Уже къ 6о-мъ г. европейская литература обогатилась такимъ произведеніемъ, какъ книга Тэна о сокровищахъ итальянскаго искусства. Для континентальной публики Тэнъ былъ положительно самымъ даровитымъ руководителемъ. По натурѣ своей и философскому направленію, онъ не въ состояніи былъ вдаваться ни въ какой мистицизмъ. Оаъ выработалъ себѣ опредѣленный пріемъ и методъ и показывалъ, въ цѣломъ рядѣ блистательно написанныхъ характеристикъ — какъ итальянскіе мастера все болѣе и болѣе овладѣвали реальной правдой изображенія. Этого было недостаточно для такихъ цѣнителей, какъ Рёскинъ и его послѣдователи. Они вдались въ культъ внутренних настроеній и поставили, въ этомъ смыслѣ, предшественниковъ Рафаэля гораздо выше позднѣйшихъ мастеровъ.
Я не стану разбирать здѣсь вопроса, въ какой степени это англійское направленіе художественно-критическихъ идей — заключаетъ въ себѣ истину. Но во всякомъ случаѣ, оно самобытно зародилось и развилось на английской почвѣ и явилось продуктомъ продолжительнаго и глубокаго знакомства сь міромъ искусства. Оно же, въ самое послѣднее время, стало привлекать и французовъ въ Лондонъ для болѣе детальнаго изученія англійскихъ старыхъ и новыхъ мастеровъ. Лѣтъ сорокъ тому назалъ, туристы заглядывали въ Національную Галлерею больше для курьеза, хотя почти всегда находили, что многіе англійскіе живописцы ХѴІІІ и первой половины XIX вѣка — заслуживали бы большей извѣстности, чѣмъ та, какую они имѣли на континентѣ. Англичане всегда любили природу и умѣли придавать своимъ пейзажамъ и морскимъ видамъ особый искренній колоритъ, въ которомъ сказывалось ихъ настроеніе. Въ жанрѣ ихъ заслуги также несомнѣнны; не менѣе того и въ портретной живописи; и я хорошо помню, что въ сезонъ і868 г., на выставкѣ портретовъ англійскихъ красавицъ XIX вѣка, получился богатѣйшій подборъ и типовъ національной красоты, и талантливыхъ художниковъ не уступавшихъ въ этой спеціальности своимъ современникамъ во Франции и Италии.