- Кенди! – только и смог я произнести, прекрасно зная, что она хотела мне сказать.
- Что бы ты ни пережил в окопах и снаружи них, Терри, - решительно продолжала она со своей нежной твердостью, - это была не твоя вина, любимый.
Я всегда знал, что, нравится мне или нет, Кенди может видеть меня насквозь, будто я был сделан из стекла. Тем не менее, я думал, что скрывал свои тревоги достаточно хорошо, чтобы она их не заметила, но она снова мне доказала, что это было непосильной задачей.
Я взглянул на нее и просто-напросто сдался ее внимательному взгляду, без слов признавая ее правоту.
- Это нелегко, веснушчатая, - произнес я, наконец. – Я даже не знаю, как это сделать, - добавил я, чувствуя, как подавляемая боль внезапно вышла на поверхность.
- Некоторые говорят, что разговоры о том грустном, что у нас внутри, очень помогают преодолеть наши страхи и зарубцеваться ранам, - ответила она с мягкой улыбкой, изгибая губы в том особенном жесте, которым награждала меня каждый раз, когда мне требовалась ее поддержка.
- То, что я пережил, я бы не рассказал даже себе, - возразил я, все еще встревоженный, но уже чувствующий еле заметное облегчение, пока мы продолжали разговор.
- Тогда продолжай о них писать. Кажется, у тебя хорошо получается. Все наперебой хвалят твой талант во время сегодняшнего антракта, - гордо сообщила она мне, - и… если тебе хочется, чтобы кто-то услышал твою историю, ты должен знать, что я здесь, чтобы выслушать тебя. В конце концов, я ведь не чужда тем ужасам, которые ты пережил, потому что где-то была их свидетелем. Пожалуйста, Терри, не исключай меня из своей борьбы. Я ведь твоя жена. Разве мне не положено все делить с тобой? – добавила она с вопросом, скорее напоминающим заявление, гладя мой лоб.
Я сделал слабую попытку улыбнуться, не в силах ответить на ее слова из-за эмоций, наводнивших в этот момент мое сердце. Наконец, я просто дал согласие кивком, и мы ненадолго умолкли. До некоторой степени я знал, что начался долгий процесс исцеления, и решил усердно работать над этим ради своей семьи. Я также подумал о том моменте, когда встретил мать своего сына, и бесконечный список воспоминаний начал наполнять мое сердце сладчайшей уверенностью. Это дитя было плодом любви, и я был настроен обучать его с любовью.
- Я думала об имени для него, - сказала Кенди, нарушая тишину.
- Правда? Какое? – полюбопытствовал я.
- Конечно, Терренс! Какое же еще? – улыбнулась она.
- Мое имя? – удивился я, не совсем убежденный, что стоит называть ребенка, как меня. – А ты не думаешь, что может возникнуть путаница? Кроме того, я уже знаю, как его зовут, - ответил я, с озорством глядя на нее.
- Что у тебя на уме? – спросила она скептически, мило нахмурясь, что заставило ее веснушки на носу очаровательно шевельнуться.
- Его будут звать Дилан, - сказал я, глядя на сына, постепенно снова засыпающего.
- Прекрасное имя, но почему Дилан? – поинтересовалась она, заинтригованная.
- Из-за его значения.
- И что оно означает?
- Сын океана, - сказал я, еще раз целуя ее в лоб. – Оно задумано для этого ребенка с тех пор, как наши глаза встретились тем вечером в Атлантическом океане. Тогда я отдал тебе свое сердце, и хотя понимаю, что ты была влюблена в кого-то другого, я верю, что ты была не совсем ко мне равнодушна.
Она улыбнулась мне, очерчивая мои губы указательным пальчиком, выражая без слов, но совершенно ясно, что ее тронули мои слова.
- Ты так уверен в своей неотразимости, а? – вопросила она с дразнящей улыбкой. – Хотя ты прав, я никогда не переставала думать о тебе с того момента, несмотря на то, что не хотела этого признавать, а что касается имени, это прекрасная метафора. Однако, я все равно хочу, чтобы наш сын носил твое имя, потому что это имя того, кого я больше всех люблю.
- Хорошо, сделаем так и оставим оба имени, - предложил я и увидел одобрение в ее зеленых глазах.
Я отдал ей ребенка, и когда она снова прижала его к себе, то с нежностью обратилась к нему.
- Тогда, Терренс Дилан Грандчестер, добро пожаловать в нашу семью, - сказала она ему, и это стало официальным приглашением.
Часть II: «Обретая утерянное»
Было a ослепительное весеннее утро, когда Грандчестеры прибыли на пристань. Кенди была в ситцевом платье с персиковой с цветочным узором юбкой, колыхающейся от морского бриза, задираясь на белых ножках на пару дюймов выше икр. Молодая женщина взглянула на смелую юбку и еще раз подумала, что мадам Элрой упала бы в обморок, если б увидела ее одетой по последней шокирующей моде. На ее губах появилась легкая улыбка, стоило ей представить, какую бы мину скорчила старая леди, но ее это заботило менее всего, настолько удобным и практичным казалось ей новое направление. Она была рада, что женщина, наконец, могла избавиться от мучительных корсетов и длинных юбок, обвивавшихся вокруг ног каждый раз, когда хотелось пробежаться. А это было то, в чем она частенько нуждалась два предыдущих года.
Рядом с ней причина ее постоянных спортивных тренировок невинно играла с машинкой, которую она взяла, чтобы занять его. Маленький Дилан, уже двух лет от роду, определенно становился сильным и неугомонным озорником, имевшим характер обоих родителей, и заставлял молодую мать вечно бегать вокруг дома, дабы уменьшить риск постоянных несчастных случаев, происходивших с ним.
- Он выглядит таким увлеченным своей игрой, - сказала она шепотом своему мужу, осторожно следя за движениями мальчика, пока тот увлеченно играл.
- Тише! Не сглазь! – ответил молодой человек, сидящий рядом с ней, прикладывая указательный палец к губам.
- Это все равно не продлится долго, - хихикнула молодая женщина над комментарием Терри. – Я только надеюсь, что корабль прибудет в порт прежде, чем ему надоест.
Грандчестеры приехали в порт, чтобы поприветствовать подругу, которую не видели три года, Энни Брайтон, которая вот-вот вернется на родину после окончания стажировки в качестве учителя в Италии.
Все это время молодая блондинка часто переписывалась с подругой детства, так что обе женщины были в курсе всего, что бы ни происходило в жизни друг друга. Энни составила уже целый альбом с фотографиями Дилана и знала обо всех его экзотических приключениях: прыжки на плиту, вниз в подвал, через голову садовника, через ограду заднего двора, на отцовскую спину, до бороды Роберта Хатавея, в пруд, за декорациями, по всей сцене, внутри бабушкиного платяного шкафа и везде, куда вело его воображение. Кенди, в свою очередь, выучила наизусть имена студентов Энни проблемы каждого из них: она следила за прогрессом Пьетро в головоломках, проблемы Марии с дополнениями или энтузиазмом Стефано, пока он учился читать. Глубоко внутри, Кенди знала и скрытые печали, о которых Энни никогда не говорила в письмах – молчаливые муки, о которых молодая блондинка могла догадаться за абзацами.
- Мам, колесо сломалось! – позвал голосок, а маленькая ручка потянула Кенди за юбку, что заставило молодую женщину вернуться из ее размышлений.
Пока Кенди пыталась починить машинку, потерявшую колесо благодаря энергичному стуку Дилана, трансатлантик, на котором ехала Энни, прибыл.
Последующий момент, когда две молодые женщины, наконец, увидели друг друга спустя такое долгое время, был одним из самых трогательных испытаний, которые они когда-либо пережили. Обе отчаянно обнялись, плача и смеясь, как две девчушки, пока Терри наблюдал за ними, стоя в нескольких футах далее и держа на руках удивленного Дилана.
Впоследствии пришло взаимное признание. Энни в изумлении полностью осознала красоту, которую замужество и материнство усилило в жестах и осанке Кенди; она также восхищалась стройной фигурой блондинки и ее смелым модным нарядом, включающим легкий макияж. Кенди, в свою очередь, было приятно видеть короткую стрижку подруги, которая так шла ее сложению и легкому загару. Хотя Кенди было известно, что за улыбкой все еще болело сердце. Однако молодая женщина решила, что позже у них будет время поделиться секретами друг с дружкой, так что далее она представила своего сына своей лучшей подруге, и с первого момента Энни влюбилась в живого ребенка, который естественным жестом открыл ей объятия, будто знал ее тысячу лет.