— Подожди-ка, — вытаращив глаза, воскликнул маленький братик Рэя. — Ты отдаешь их мне? Ты отдаешь мне свою коллекцию пластинок?
Рэй запихнул свою вторую джинсовую куртку в рюкзак. Посмотрел на Робби и улыбнулся. Он хотел подарить брату свои пластинки, потому что уходил и потому что это было все, что он мог ему подарить. Но он не мог сказать об этом брату.
— Я могу достать любые пластинки, которые захочу, — объяснил Рэй. — Только не оставляй их без конвертов, ладно? Я знаю, что ты всегда так делаешь.
— Я никогда так не делаю, — заявил Робби, от возбуждения перепрыгивая с ноги на ногу. — Я никогда в жизни так не делал!
Белые носки, трусы, диктофон Терри. Несколько рубашек, которые не были куплены его матерью. Так как он оставлял пластинки, вещей получалось немного. — У тебя всего две пластинки, и ты их по жизни бросаешь без конвертов. Ладно, забудь они же теперь твои. Можешь делать с ними что хочешь.
— Я буду их беречь. — Робби благоговейно держал в руках потертую пластинку. — Я буду о них заботиться.
Рэй затянул рюкзак и перекинул его через плечо.
— Просто попытайся не уничтожить их в первую же минуту после того, как я уйду.
— А я могу спать на твоей кровати?
Рэй кивнул.
— Спи где хочешь, Роб. — У него в горле встал комок.
Он хотел уйти. Но стоял и смотрел на брата, перебирающего пластинки.
Двенадцать дюймов в диаметре — их приходилось держать обеими руками, и они заполняли все твое поле зрения. Держать в руках пластинку было все равно что держать младенца или некое произведение искусства. Робби рассматривал коллекцию с восторгом и удивлением, как археолог, нашедший несметные сокровища в гробнице фараона. «Sticky Fingers» от «Роллинг стоунз», с вмонтированной по сценарию Энди Уорхола в обложку настоящей молнией от джинсов. «Лед зеппелин III», без единого слова на обложке — слова были и не нужны, — только изображение старого фермера с мешком хвороста на плечах. А когда вы открывали конверт, вы видели, что эта картинка была нарисована на стене полуснесенного здания, а на заднем плане возвышались небоскребы — старый мир рушился.
«Revolver», «Rubber Soul» и «Imagine» — столовой Джона, затерянной в облаках. Альбомы, о которых Рэй почти забыл, — «First Steps» от «Фейсиз», пластинка того периода, когда Рода Стюарта еще ставил Джон Пил, или работы Боба Дилана. А в обнимку с пластинкой Джони Митчелл Рэй часто засыпал, грезя, как целует эти щечки… Лучшие хиты Хендрикса, и «Кинкс», и «Лавин спунфул», — он слушал их, пытаясь заполнить пробелы, хватая все, что упустил из виду. Тогда у него кружилась голова от того, сколько классной на свете музыки. Рэй завидовал своему маленькому братику, у которого все еще было впереди.
А затем Робби начал вытаскивать пластинки, которые теперь смущали Рэя, альбомы от «Уингз», «Моди блюз» и «Чикаго». Но ведь не бывает коллекций без изъянов. Никогда не знаешь, из чего вырастешь, никогда не предполагаешь, что «Hangman's Beautiful Daughter» от «Инкредибл стринг бэнд» изживет себя однажды, а Вэн Моррисон будет звучать классно всегда.
Рэй присел на корточки рядом с Робби, подобрал с пола саундтрек к фильму «Беспечный ездок», вспоминая, как мама купила ему эту пластинку. Затем взглянул на Робби — тот стоял на коленях с «Sergeant Pepper’s Lonely Hearts Club Band» в руках — и вдруг заметил, что его брат плачет.
— Не уходи, — всхлипнул Робби.
— Ну. — Рэй утешающе положил руку ему на плечо. — Мне надо идти, Роб.
— Но мне будет одиноко, если ты уйдешь.
Рэй крепко обнял брата. Оба стояли на коленях, а вокруг них были раскиданы пластинки.
— Ты никогда не будешь одинок. Только не сейчас.
Робби вытер нос о рукав своей нейлоновой школьной рубашки. — И ты приедешь ко мне. В Лондон. Когда вырастешь. О’кей?
Робби кивнул, пытаясь казаться храбрым, и тогда Рэй вышел из спальни, где вырос, и прошел по коридору мимо закрытой комнаты старшего брата. Ему уже начинало казаться, что этот дом слишком тесен для того, чтобы прожить в нем целую жизнь.
Мама ждала его у лестницы. Она не плакала, только протянула ему маленький смятый сверток в кухонной фольге.
— Рыбный паштет.
— Спасибо, мам.
Он ощущал присутствие отца — тот неуклюже шаркал по гостиной. Здоровяк всегда чувствовал себя не в своей тарелке в окружении безделушек, которыми его жена напичкала каждый уголок и щелочку, — там был и белый испанский бык, и пепельница с надписью «С приветом из Фринтона», и модель гонконгского парома «Стар Ферри». Рэй думал было уйти не прощаясь, но что-то заставило его войти в гостиную. Старик был одет в свою жесткую униформу Столичной полиции.