Родители Леона все еще смеялись, а он прошел в свою старую комнату, кое-как разделся и забрался в постель, выжатый как лимон. Комната прыгала у него перед глазами.
Было так странно и одновременно уютно вновь оказаться в этих стенах, где прошло его детство и юношество, стенах, на которых висели старые плакаты с изображениями кумиров его детства — Джимми Пейджа и Джимми Гривза. Нетронутой оставалась и его хаотичная библиотека, где «Чайка по имени Джонатан Ливингстон» и «Капитал» делили место со сказками Энтони Бакериджа о проказах двух парнишек по имени Дженнингс и Дэрбишир — «Дженнингс идет в школу». «Дженнингс и Дэрбишир», «Спасибо Дженнингсу» и еще пара-тройка десятков историй — чего только не случалось с Дженнингсом! Леон когда-то любил Дженнингса, он даже хотел им стать! Полная ахинея, конечно, но в этот момент Леон не придавал этому никакого значения, потому что — о, Руби — простыни были такими мягкими и чистыми, а его родители приняли его обратно, не пристыдив и не задавая вопросов, словно он и не уходил никогда, словно никогда не выбрасывал ключ от входной двери. И Леон знал, что так будет всегда, пока они живы, они никогда не отвернутся от него. И ему не могло быть неудобно оттого, что он спал под покрывалом с картинкой из фильма «Челюсти», потому что он так устал, был просто сметен… сметен… сметен… сметен усталостью, его глаза закрывались — и он чувствовал, что уснет, как только положит голову на подушку. И уснул.
Он уснул, взрослый мужчина в детской спальне, ощущая на коже груди прохладный медальон святого Кристофера. А впереди его ждали многие километры пути.
Заключительная часть
1977-Другая девушка, другая планета
16
Терри нравилось принадлежать. Теперь он понимал это.
Принадлежать «Газете», принадлежать женщине. Это было так здорово! Терри был рад, что его не уволили. И счастлив, что они с Мисти не расстались. То, что он женится в следующем месяце и станет отцом в следующем году, — не пугало его. Напротив, от этого у него возникало чувство, что он принадлежит этой женщине, и своему еще не рожденному ребенку, и целому миру.
Но иногда работа в «Газете» казалась ему обычной, заурядной работой, где кто-то старший по должности всегда диктует тебе, что делать. Иногда казалось, что «Газета» по сути не слишком и отличается от ликероводочного завода, за тем единственным исключением, что на заводе гораздо сложнее было вести разгульный образ жизни. А иногда и Мисти выводила его из себя.
Они сидели друг напротив друга в электричке, ожидая отбытия, и Мисти зачитывала вслух отрывок из дешевой книжки под названием «Пламя любви», которую только что купила. И Терри начал понимать, что другая сторона любви — это вовсе не ненависть. Изнанка любви — раздражение.
— Ты послушай вот это! «Она прошла сквозь французские окна и внезапно ощутила, как его сильные, мужественные и грязные пальцы прикасаются к ее платью из тафты. Садовник Майлз опустился перед ней на колени, изучая взглядом из-под тяжелых век. — Мисти захохотала. — Она прерывисто вздохнула, когда он поцеловал подол ее платья. „Валери, — сказал он. — Ты понимаешь, насколько это огромно?“».
Шумная толпа бизнесменов, шатаясь, продефилировала мимо по коридору. От них пахло жареной картошкой с беконом и спиртным, проглоченным на скорую руку в привокзальном баре. Бизнесмены окинули Мисти жадными взглядами. Терри с ненавистью посмотрел на них в ответ. Мисти ничего не замечала — она была слишком увлечена своей Дорис Хардман.
— «Никто — и уж точно не этот наглец сэр Тимоти — не достоин большего, чем целовать ваши тапки». — Мисти смеялась так сильно, что с трудом могла выговаривать слова. — Разве не чудо? Тебе разве не нравится? Я обязательно прочитаю все ее книги, боевая тетка!
Терри вежливо улыбнулся. Книжка была забавной — он понимал это, — но и вполовину не такой смешной, как демонстрировала Мисти! Она что, собиралась всю книгу вслух зачитать? Она что, не угомонится до самого Шеффилда? Так будет все следующие пятьдесят лет их совместной жизни?
Терри сам себе не решался признаться, но все стало несколько иначе. И с Мисти, и с «Газетой» тоже. Он начал листать последний выпуск. Выпуск получился просто отличным. В ту пору, когда он был еще в читательской лиге и с утра пораньше ездил в город за «Газетой» вместе со всеми остальными фанатами, такие выпуски заставляли его сердце биться чаще.
На обложке был юный Элвис во всем своем слащавом великолепии. Страницы, на которых ему отдавали дань восхищения, страницы воспоминаний и размышлений, написанных старшими ребятами. Интервью Рэя с Ленноном. И очерк того нового парня, который буквально порвал Дэга Вуда в клочки, за то что большую часть концерта в «Рэйнбоу» тот присаживался на корточки за микрофонами, спустив до щиколоток кожаные штаны, держась за живот и издавая жуткие стоны.