Оттуда мы поехали исследовать Грецию, скорей всего, место её рождения, если, конечно, их с сестрой имена о чём-то свидетельствовали. Мы трахались на изолированных пляжах, исследовали руины храма Пантеон и поражались чистоте воздуха на вершинах Метеор.
Кал ощущала умиротворение здесь. Она сказала, что её сердце чувствует связь со всеми элементами вокруг неё, и я обещал привезти её обратно.
Затем, мы путешествовали по Египту, поскольку Кал не могла представить, кто такой верблюд, так что мы побывали там и отправились в поход к Гизе, ночуя в палатках бедуинов.
Оттуда мы отправились в Иорданию. Я ощущал желание показать Кал те вещи, к которым она могла бы прикоснуться и почувствовать, а не просто увидеть моими глазами, так что Кал испытала, что означает поплавать в Мёртвом море.
Так мы двигались от страны к стране, никогда не останавливаясь надолго до тех пор, пока не оказались на одном из островов на Мальдивах, и именно здесь мы провели весь последний месяц.
Трахались, смеялись и плавали обнаженными, вокруг нас не было ни единой души. Единственный человек, которого мы видели за последние четыре недели, это парень из службы доставки с главного острова, который привозит нам один раз в неделю запасы.
Вот где я, наконец, показал Кал всё, что мне было нужно от неё, чтобы подавить мой жадный аппетит. Здесь она узнала всю правду: о моих извращениях, о потребностях в боли и крови ради удовольствия.
— Е*ать, — стону я, слова вылетают из горла вместе со стонами, такими долгими и мощными, что даже сглатывание приносит боль.
Она толкается глубже, подстегиваемая моей руганью, двойное удовольствие от страпона (что парень из доставки невольно привёз при его последнем посещении), проникающим в её киску, пока она толкается в мою задницу, срывает небольшой стон с её нежных губ.
Она кусает моё плечо от удовольствия, её острые зубы на моей коже, но давления недостаточно, чтобы прокусить поверхность.
Её руки оборачиваются вокруг моих бёдер со следующим толчком, и она сильно хватается за мой член. Он напряжен и готов лопнуть.
— Жёстче, Кал, — прошу я. — Ты не причинишь мне боль, солнечный свет. Дай мне всё, жестче.
Не успел я закончить своё предложение, как она уже трахает мою задницу со зверской силой, моё тело дёргается под ней. Одна из её рук удерживает моё бедро, другая отпускает мою болезненную эрекцию, чтобы сжать яйца. Следующий толчок достаёт до магической точки во мне, как будто точно зная, в чём я нуждаюсь и когда именно я нуждаюсь в этом, она покручивает мои яички, и я взрываюсь на простыни подо мной. Дрожа, она падает на мою спину, её собственное освобождение следует сразу за моим.
Мы лежим так какое-то время, простыни в моей сперме прилипают к животу, её резиновый член по-прежнему вставлен в мою задницу.
Когда она вытаскивает его, мне стыдно признаться, я с хныканьем перекатываюсь на спину. Она быстро снимает лямки и уютно прижимается ко мне, не беспокоясь о грязных простынях.
— Как думаешь, люди осудят меня, после того что я пережила все те вещи и то, что я делала, и всё же обрела удовольствие с тобой таким образом? — спокойно спрашивает она, её пальцы втирают остатки моего семени в тело.
Я приподнимаюсь на локте и беру её лицо в другую руку, желая, чтобы она могла увидеть правду в моих глазах.
— Здесь никого нет, кроме нас, солнечный свет. Тогда почему нас должно заботить, что за херню кто-то подумает о нас? Мы взрослые люди, действующие по обоюдному согласию, то, что происходит между нами, происходит только между нами. Если какой-то ублюдок думает иначе, это только из-за того, что у него просто не было красивой женщины, трахающей его задницу и превращающей его в сучку.
Она тихо хихикает, прежде чем её лицо становиться серьезным.
— Почему ты называешь меня «солнечный свет»?
Я целую кончик её носа, прежде чем кладу её голову обратно на мою грудь.
— Это то, кем ты являешься для меня. Солнечный свет и свежескошенная трава.
Люк
— Хватит, бл*дь, плакать сука. Ты по доброй воле оказалась в моей темнице, и здесь, детка, действуют только мои правила.
Я оборачиваю её длинные белокурые волосы вокруг своей руки и толкаю головой в ведро с ледяной водой у моих ног, становясь твёрже от того, как её тело извивается от потребности в кислороде.
Непосредственно перед тем, как она падает в обморок, я вытаскиваю её из ведра и выливаю содержимое на пол темницы.
— А-та-та, ты плохая девочка, — отчитываю её, пока она судорожно втягивает воздух. — Посмотри, что ты наделала, ты устроила бардак.
Для начала я тыкаю её лицом в лужу и приказываю:
— Убери это, своим грёбаным языком.
Она стонет от возбуждения с первыми каплями воды, попавшими на её язык. Её дерзкая красная задница — только что после моего паддла — соблазнительно раскачивается, пока она набирает и проглатывает полный рот теперь уже грязной воды.
Грязные шлюхи — они все одинаковые.
Мне надоели избиения, трах, унижение и просьбы. Да, это делает меня твёрдым, но это не приносит мне того избавления. Возможно я нуждаюсь в другом аромате вместо блондинок, которые похожи на мою мать.
Мой телефон вибрирует в кармане брюк, и я начинаю проклинать чертового Коула, пока засовываю три пальца свободной руки в её ожидающую пи*ду. Она стонет, когда мои пальцы растягивают её, а я стучу по экрану, чтобы ответить, не глядя на имя звонящего.
— Я, бл*дь, занят. Какого хрена вам нужно? — выплёвываю я в микрофон, толкая ещё один палец в жадное отверстие.
Тишина.
— Коул, я, бл*дь, играю. Я говорил тебе дать мне несколько дней, иди трахни свою жену.
— Это Джеймс, — отвечает глубокий хриплый голос, и мой член напрягается от этого звука, желание ищет выход — много раз бить кулаком по спине этой суки.
Мои пальцы всё ещё в ней, и шлюха громко хнычет.
— Прости, я… эммм, ты занят. Я перезвоню, или ты можешь перезвонить мне, когда освободишься. У меня есть деловое предложение, чтобы обсудить с тобой.
— Нет, — мурлычу я, да, бл*дь, я мурлычу в микрофон. — У меня есть время, обсуди это прямо сейчас со мной.
Я зажимаю телефон между ухом и плечом и использую свободную руку, чтобы расстегнуть молнию. Мой член выскакивает из открытой ширинки, стремясь погрузиться во что-нибудь.
— О, — отвечает его неуверенный голос. — Хорошо, речь пойдёт о втором винограднике. Возможно, ты мог бы прилететь и встретиться со мной на месте на следующей неделе.
Я поглаживаю свою длину напряженным кулаком и вытаскиваю пальцы из её дырки, подтягиваю назад её задницу ближе и приставляю свой член.
— Звучит идеально, — отвечаю я, удерживая стон, когда хороню себя внутри её тела одним толчком.
— Отлично, тогда на следующей неделе, — подтверждает он, облегчение очевидно в его голосе.
— На следующей неделе, — соглашаюсь я, отстраняясь на несколько дюймов, чтобы затем погрузиться ещё глубже.
Связь разъединяется, я с грохотом отшвыриваю телефон на пол.
Теперь две руки свободны, одну я оборачиваю вокруг её шеи, а другую вокруг груди, сильно притягивая к себе, вколачиваясь в неё, пока она не начинает кричать. Её колени кровоточат на твёрдом полу темницы, горло бьётся в конвульсиях под зверской хваткой моей руки, но я не останавливаюсь. Не теперь, когда я могу вытрахать из моей головы все мысли о Джеймсе Купере.
— Это будут длинные несколько дней, детка, — рычу я в её волосы. — Надеюсь, ты выживешь.
Конец
Плейлист
Human — Rag’n’Bone Man
Hozier — Arsonist’s Lullabye
Black Strobe — I’m A Man
Fucking In The Bushes — Oasis
Heathens — Twenty One Pilots
No Light, No Light — Florence and The Machine.
Love Interruption — Jack White