Профессор Медный подумал, что следует поддержать гуманистическую составляющую в деятельности колледжа, и сказал:
— Вы понимаете, друг мой, если потребуется вмешательство колледжа… Поддержка нашей общей семьи, так сказать… — Медный оглядел собрание, добавил значительно: — В зависимости от характера вопроса, разумеется. В политику не вмешиваемся.
— Постараюсь зря не беспокоить.
— Вы знаете Черча. Он в таких делах педант.
— Разумеется.
— И это свойство мы ценим в адмирале, не правда ли?
— Безусловно. Надеюсь, мне разрешат пользоваться моей комнатой в колледже еще пару недель.
— Приложу со своей стороны все усилия, — сказал великодушный Медный. — Но, как вы знаете, есть очень мало того, что я могу здесь сделать (there is very little what I can do here), — поляк использовал глянцевый английский оборот.
— Полагаете, выселят?
— О, не все так драматично. Уверен, несколько дней у вас есть. Бесспорно, вы можете рассчитывать на колледж. Можете не волноваться, друг мой. Три дня безусловно. Ну, в крайнем случае, два дня. Считая сегодняшний день, разумеется. — И сослуживец по вольному отряду откланялся. Медный удалялся шагом человека, день которого расписан по минутам и отдан важному для коллектива делу.
Аспирант Каштанов последовал за своим наставником, но, отстав, робко сказал:
— Могу ли предложить вам, уважаемый Марк Кириллович, пожить пока в моей комнате? Я живу в общежитии. В удобной комнате, знаете ли. Туалет, правда, общий, но чистый и недалеко по коридору.
— Знаете, Иван, я, пожалуй, соглашусь. Спасибо вам. Надо ж быть таким идиотом, чтобы остаться без крыши в Оксфорде под праздники!
— Мне будет очень приятно, — сказал Каштанов.
— Гостиницу сейчас не достать. Все родители съехались под праздники.
— И дорого, — сказал Каштанов. — Вы заметили, как все подорожало?
— Расскажете, как вас найти? — спросил Марк Рихтер.
Глава 2
Общежитие
— Come, piggy, come, — приговаривал Колин Хей, подбрасывая большим пальцем резиновую свинку. В пабе на Коули-роуд, не столь знаменитом, как вошедший в путеводители «Ягненок и флаг», а в заведении простецком, «Индюк и морковка», сидели рабочие парни, распивающие пиво в предрождественский вечерок.
Играли в «свинюшек»: проигравший ставит на круг новую порцию пива. Маленьких резиновых свинок кладут на край стола и подбрасывают щелчком большого пальца. Истинные мастера добиваются того, что свинка, перевернувшись в воздухе, становится на пятачок, тогда как обычно свинка валится на бок, что приносит ничтожные очки.
— Come, come, piggy! — приговаривал Колин. — Давай, свинка, давай!
Его соперники, Саймон и Питер, опередили Колина уже на десять очков. Все трое работали печатниками в мастерской эстампов — труд нудный и вредный, много возишься с кислотой. В Англии любят эстампы, в Оксфорде эстампы чтут. Жены профессоров во время вакаций склонны набрасывать в блокнотах виды курортов, и, возвращаясь на родину, дамы желают запечатлеть свои произведения в гравюре — мастерская трудилась над видами Везувия и Аппиевой дороги, над образами нищих из индийских деревень и пестрыми фигурками румынских цыган. Они такие колоритные, эти цыгане, if you know what I mean. С недавних пор стали поступать заказы от украинцев — в основном красочные эмблемы национальных батальонов; требовалось напечатать изображения воинов с перекошенными от праведного гнева ртами. Попадались и редкие заказы от русских: те еще тщились пробиться к британскому пирогу. Питер, некогда печатавший офорты для русских эмигрантов (русское искусство никогда не цвело в Англии, но славянские эмигранты пытались делать карьеру), рассказал, что русские в своей азиатской стране играют в «коробочку», игру, похожую на «свинюшек», но только вместо резиновых свинок подбрасывают спичечный коробок.
— Не может быть! — ахнул Колин. — Спичечный коробок? Бедные идиоты! А французы во что играют? В чеснок, полагаю?
Посмеялись. Черным от кислоты и типографской краски пальцем Колин наподдал свинюшке, толстушка полетела над столом. Друзья следили за полетом.
Вульгарные работяги — неподобающее соседство для университетских профессоров, однако подсел к игрокам и капеллан Бобслей, священник с печальными глазами. Бобслей ценил общество «Индюка и морковки»:
— Ну-ка, парни, дайте мне по Борису щелкнуть!
И впрямь, вылитый БоДжо — гладкий, толстенький, кувыркается: святой отец наподдал свинье под хвостик.
Колин Хей хохотал, они с капелланом Камберленд-колледжа давно дружат.