Священнослужители, восседающие на пресвитерии, полномочные наследники тех лиц, что изображены на иконах, — облачены в торжественные одеяния: черные мантии; вкушают пищу они неторопливо, ложки перемещают в направлении рта безукоризненно точными движениями. За их спинами возникают быстрые фигурки церковных служек — сомелье и официантов: в колеблющемся свете длинных свечей, расставленных вдоль массивного стола, служки меняют тарелки и наполняют бокалы. В точности таким же сокровенным движением вышколенный мелкий церковный служка подает иерею требник или чашу даропомазания.
Процессия из лиц высшего духовенства, отправляясь на евхаристию, медленно шествует по боковому нефу (мимо одного из рядов студенческих столов) и степенно поднимается по ступеням на пьедестал, восходит на пресвитериум; черные фигуры в мантиях движутся в чинном порядке, одна за другой, строятся по старшинству; и прихожане-студенты встают в почтительном приветствии, когда духовенство занимает места за массивным жертвенным алтарем, готовясь к принятию пищи.
Ни единый человек в храме — ни из прихожан, ни среди духовенства — не смеет приступить к трапезе до той поры, пока настоятель собора (мастер колледжа) не стукнет трижды специальным молотком по столу. Как правило, этому предшествует короткая молитва (так было прежде) или краткий, но значительный эпиграф к таинству евхаристии, своего рода жизненное напутствие, выраженное самим мастером.
Прежде чем ученые вороны в мантиях направят стопы (или лапы, если держаться за орнитологическую метафору) в трапезный собор — проходит обязательный ритуал аперитива; под это священнодействие отведен иной зал, вынесенный вовне, и туда прихожан вовсе никогда не допускают.
В уютной зале с креслами и картинами сервируется стол с шампанским в высоких бокалах и сухим хересом в маленьких рюмках. В этом зале проходит встреча духовенства перед главным событием — перед таинством евхаристии. Это своего рода ризница. Шелестя широкими черными крыльями мантий, дефилируют ученые вороны по мягким коврам, они принимают из рук сомелье высокие пенные бокалы, обмениваются репликами с коллегами, знакомятся. Попутно выясняется порядок посадки за стол: кто займет какое место — на сей счет правила строгие: лист составляют заранее. Большинство ученых воронов знакомы друг с другом, но колледж на всякую трапезу приглашает гостей, и гостям дано время представиться. Здесь, в этой ризнице, перед выходом на главную сцену — к алтарю, среди духовенства еще возможны разговоры относительно личные: допустимо осведомиться о здоровье собеседника, выслушать положенный ответ: мол, все превосходно; здесь можно навести справки о планах коллеги на лето, разрешено даже поинтересоваться, чем занимается ваш собеседник. Что если он пишет книгу? Ну, например о кинематографе времен Муссолини. Полагается значительно ахнуть, высказать интерес; хотя каждому безразлично, чем именно занимается его коллега. Разумеется, общение за шампанским следует вести деликатно, с должным тактом: негромкое слово — глоток шампанского — рассеянный взгляд в сторону.
Позже, когда духовенство воздвигнется на пресвитерии, личные разговоры станут уже неуместны — все будет сосредоточено на таинстве евхаристии.
Марк Рихтер, коего профессор Медный сопроводил до самых дверей в ризницу и пропустил внутрь впереди себя, был, как и прочие, облачен в черную мантию; вкупе с седой бородой облик беглого профессора-расстриги соответствовал принятым в университете канонам; догадаться о том, что Рихтеру уже не положено принимать участие в евхаристии, было невозможно; из не посвященных в интригу такая мысль не пришла бы никому в голову.
Первым, кого Рихтер увидел, первым, кто подал ему бокал шампанского, кто удостоверил его полноправную принадлежность к ученым воронам, был сам настоятель собора — мастер колледжа, адмирал сэр Джошуа Черч.
Адмирал подал Рихтеру пенный бокал и сказал флотским баритоном, смягченным воспитанием:
— Выглядите превосходно. Классический fellow нашего дорогого Камберленд-колледжа. Не поспешили со своим решением? Что касается меня, то я свое решение о вашем отчислении отозвал. Мы, флотские люди, спешим; привычка! Порой решения принимаешь в ходе боя, размышлять некогда. Но плох тот командир, который не умеет пересмотреть решение.