Я подступил к княжичу с саблей:
– Попугать захотелось? Пшел вон с моей земли!
– Мне угрожаешь, червь? – ощерился Вацлав.
Вскипела кровь; я взмахнул саблей, ударив наглеца поперек груди. Сабля перерубила тело. Сзади раздался смешок.
Я резко обернулся. Княжич стоял в трех шагах от меня как ни в чем не бывало.
Я повернул голову – никакого порубленного тела, вообще никого. Он что – неживой? Дух? Или магией так ловко владеет?
– Не пробуй меня убить – не получится!
Но я поймал его тревожный взгляд, брошенный на рукоять стилета. А ведь в ручке-то у него заклинание, что я прочесть не смог. Попробовать, что ли?
Я выхватил стилет и снизу, без замаха, метнул в княжича. Похоже, удар достиг цели, или стилет в самом деле обладал какой-то необычной силой.
Княжич схватился за живот, попытался вытащить стилет, но силы его иссякли, и он упал на спину.
Сбоку раздался вздох, и я дернулся в сторону. Но это Федор отошел от оцепенения.
– Князь, а что произошло? Я ничего не помню.
– Наваждение, Федька. Княжич его навел, магией он владел.
– Княже, ты погляди, что деется! – изумился Федька.
Я повернулся к телу княжича и ахнул. Быстро – на глазах – кожа на его лице и руках стала сморщиваться, глаза впали, – даже одежда стала ветшать, терять цвет, и на ней появились дыры. К своему удивлению, через несколько минут мы увидели перед собой глубокого старика в рубище.
– Ну ни фига себе! – Федька от избытка чувств не мог подобрать слов.
Я и сам был поражен, столкнувшись с действием магии вплотную.
– Слушай, княже. Старики бают, что нечисть нельзя оставлять на земле – ночью покойник ожить может. Сжечь бы тело надо!
– Тогда хворост собирай да дерево сухое.
Федор отправился за хворостом, благо далеко ходить не надо. Вернулся с охапкой, потом со второй. Притащил небольшое сухое деревце, подрезал ствол ножом, сломал ногой. Мы обложили тело хворостом. Федор надергал мху, поднес огонь.
– Ой, княже, у него же стилет твой, вон – в животе торчит.
– Черт с ним, со стилетом, поджигай.
Я опасался, что вытащи я стилет – и покойник оживет. Не зря, надо полагать, опасался – ведь сабля моя ему вреда не причинила, а удар стилетом смертельным оказался. И все потому, видимо, что заклинание в рукояти лежит. Жалко, что перевести текст не успел, но запомнил его накрепко. Ладно, Савва поможет с переводом.
Понемногу пламя охватило тело. Федор подбрасывал сломанные ветки дерева в слабеющий огонь.
Мы зашли с подветренной стороны – приторный запах жженого мяса был невыносим.
– Федор, неси еще дров, хворост прогорит быстро, а одного деревца не хватит.
В пламени тело Вацлава повело, временами казалось, что он шевелится. «Не дай бог, оживет княжич», – подумал я. Кол бы осиновый ему в грудь вогнать, да осин поблизости нет, верст пять до осиновой рощицы – за Смоляниновом, по дороге к Тучковскому имению Талица.
Федор, едва притащив сухую корягу, бросил ее в огонь и пошел в лес снова, сделал три ходки. Костер бушевал уже вовсю.
По-хорошему надо было бы сложить бревна и на них уже положить тело. Но притрагиваться к нему не хотелось обоим: Федор просто боялся животным страхом, я же опасался, не выкинет ли чародей напоследок какой-нибудь фокус – а ну как дух его в тело мое перейдет?
Мы смотрели на огонь, подкидывали в костер ветки.
Наконец пламя стало угасать, лишь угли багрово рдели. От тела остался лишь обугленный череп и кости.
– Все, Федор, поехали, и так много времени потеряли.
Мы взобрались в седла и тронулись в деревню. Всю дорогу молчали, переживая случившееся.
С Андреем уговорился быстро, согласился управляющий новые земли посмотреть, а за себя младшего сына Павла оставлял.
Назавтра решили выехать. Чего конному собираться? Есть и спать можно на постоялых дворах, с собой в переметных сумах – лишь одежда сменная да скудные личные вещи вроде расчески. Самое важное – деньги. Во все времена, имея их, можно было решить почти любую проблему.
Едва рассвело, управляющий Андрей уже был у меня в Вологде. Я посмотрел на его лошаденку – куда на ней в Москву?
– Федор, подбери Андрею коня получше, на его лошади мы до Москвы месяц тянуться будем.
Переседлали лошадь, и мы выехали.
Через пять дней были уже в самой Москве; не задерживаясь, по коломенскому тракту поехали на юг. И где эти земли-то мои? В указе государевом названия есть, только где их искать? Я знал только направление – под Коломной, на Оке, где воевал прошлым летом со сводным полком. Однако язык до Киева доведет. Нашелся знающий человек на постоялом дворе, показал. Добрались-таки до Чердыни. Мама моя! Убожество полное! Три полуразвалившиеся избенки, в коих живет едва ли десяток человек.