Гретхен
Я задохнусь!Как давят своды!К дверям! К проходу!Я чувств лишусь!
Злой дух
Прячься – не скроешьГреха и позора.Воздуха? Света?Их больше не будет.Горе!
Хор
Quid sum miser tunc dicturus?Quem patronum rogaturus,Cum vix justus sit securus?[95] Злой дух
Праведные отвращаютЛицо от тебя.Протянуть тебе руку, погибшей,Боятся.
Хор
Quid sum miser tunc dicturus?
Гретхен
Я падаю!Соседка! Вашу склянку!
(Падает в обморок.)
Горы Гарца близ деревень Ширке и Эленд.[97] Фауст и Мефистофель.
Мефистофель
Ты б не прельстился добрым метловищем?А я бы прокатился на козле.Нам далеко, и мы еще порыщем.
Фауст
Покамест ноги носят по земле,Еще я пешеход неутомимый.Уменьшив путь, пропустим много мимо,В самой прогулке радость ходоку.Я для того пошел пешком по скаламИ в руки взял дорожную клюку,Чтобы внимать лавинам и обвалам.Уж дышит по-весеннему береза,И даже веселее ель глядит.Ужель весна тебя не молодит?
Мефистофель
Нет, у меня в душе стоят морозы,Но я люблю и стужу и буран.К тому ж ущербный месяц сквозь туманЛьет тусклый свет с угрюмым видом скряги.Ни зги не видно, и при каждом шаге —Перед тобой, негадан и неждан,Ствол дерева, и камни, и коряги.Я у блуждающего огонькаСпрошу, как лучше нам пройти к вершине.В горах нет лучшего проводника.Вот сам он, кстати, легок на помине.Не откажи, чем даром тратить пламя,Нам посветить и вверх взобраться с нами.
Не прекословлю никогда природе:Я двигаться зигзагами привык,Всегда с оглядкой, а не напрямик.
Мефистофель
Не подражай двуногому отродью,Валяй во имя черта по прямой,Иначе я задую пламень твой.Блуждающий огонекВы кто-то здесь из признанных владык.Я подчиняюсь вам беспрекословно,Но ведь сегодня тут ночной содом.Неровный свет мой неповинен в том,Что нам тут выпадает путь неровный.
Фауст, Мефистофель и Блуждающий огонек
(поочередно)
Путь лежит по плоскогорью,Нас встречает неизвестность.Это край фантасмагорий,Очарованная местность.Глубже в горы, глубже в горы!Чудеса! Деревья бораСкачут в чехарде средь лугаЧерез головы друг друга.Горы нагибают спины,Чтоб перемахнуть вершины.Мелких волн курчавя гребни,Ручеек бежит по щебню.Что мурлычет он ворчливоДень и ночь без перерыва?Обвиненье ли в изменеПенят бешено каменья?Отзвук ли времен счастливыхСлышен в этих переливах?И о том, что память прячет,Эхо, вспоминая, плачет?Переклички стай совиныхОтзываются в долинах.Слышен, далью повторенный,Хохот филина бессонный.Месяц осветил тропинку,Блещет ящерицы спинка.По-гадючьи, змей проворней,Расползлись под нами корни,А над нами, пальцы скрючив,Виснет путаница сучьев.Темный лес оплел дорогуЩупальцами осьминогаИ кишмя кишит под мхамиРазномастными мышами.А светящиеся мушкиВьются на его опушкеКучами, несметным скопом,Огненным калейдоскопом.Но скажите мне по чести,Не стоим ли мы на месте?Может, все, что есть в природе,Закружившись в хороводе,Мчится, пролетая мимо,Мы же сами недвижимы?
Мефистофель
Ухватись за мой камзол.Видишь, в недрах гор взошелЦарь Маммон на свой престол.[99]Световой эффект усиленЗаревом его плавилен. Фауст
Как облик этих гор громаден!Как он окутан до вершинНенастной тьмой глубоких впадинИ мглой лесистых котловин!Как угольщики, черномазыСкопившиеся в них пары,Как будто это клубы газаИз огнедышащей горы.И правда, языком багрянымБросаясь к облакам седым,Здесь пламя борется с туманомИ пробивается сквозь дым.Вон искры отлетают блесткой,Вон в виде крупного зерна.Но вот скала у перекресткаВся доверху озарена!
вернуться«Что я скажу тогда, несчастный, какого покровителя я буду умолять, когда и праведник едва спасется?»
вернутьсяЭта сцена создавалась в 1797–1801 годы и была окончательно обработана в апреле 1806 года. Впервые мысль написать эту сатанинскую сцену посетила Гёте в 1777 году, во время его путешествия по Гарцу. // Название «Вальпургиева ночь» происходит от имени игуменьи Вальпургии, память которой чтится в католических странах первого мая. Ночь на первое мая в дохристианские времена отмечалась народными празднествами в честь наступления весны и пробуждения сил природы. С распространением христианства в Германии эти древние народные празднества были осуждены церковью как «нечистое, бесовское идолопоклонство». Их участники предавались проклятию как «служители дьявола». // Как и когда возникло немецкое народное поверье о том, что в ночь на первое мая ведьмы и колдуньи устраивают сатанинскую оргию на Брокене (одной из вершин Гарца), неизвестно. Гёте в письме к Цельтеру от 2 декабря 1812 года писал: «Один исследователь немецкой старины пожелал отыскать историческое объяснение оргиям ведьм и чертей на горе Брокен, о которых веками толкуют в Германии, и высказал догадку, будто древнегерманские язычники, жрецы и патриархи, когда их изгнали из священных рощ и народу была навязана христианская вера, стали весною удаляться со своими приверженцами в пустынные, недоступные горы Гарца, чтобы там, по древнему обычаю, молиться и приносить жертвы бестелесному богу земли и неба. Чтобы быть в безопасности от коварных, вооруженных христианских проповедников, они сочли за благо надеть личины на некоторых своих единоверцев, надеясь тем самым отпугнуть суеверных противников, и так, под охраной „сатанинского воинства“, совершали свое чистое богослужение. Я столкнулся с этим объяснением уже много лет назад и назвать автора теперь затрудняюсь; мне эти домыслы понравились, и вот я снова превратил эту баснословную историю в поэтическую побасенку». // Впервые Гёте разработал этот мотив в кантате «Первая Вальпургиева ночь».
вернутьсяШирке и Эленд – две деревни по пути на Брокен.
вернутьсяБлуждающие огни – предположительно французские эмигранты, покинувшие родину во время первой буржуазной революции.
вернутьсяНамек на демона Маммона из поэмы «Потерянный рай» известного английского поэта Мильтона (1608–1674). Маммон построил для сатаны дворец, отливающий золотом.