– Я развел там какой-то предвыборный штаб, – сказал он. – Понятия не имею, чем только я думал.
Далее он переоформил детскую в светло-розовый цвет. С розовыми ленточками, рюшами, одеяльцами. Я счел это милым, однако он по-прежнему был недоволен.
– Слишком навязчиво, да? В том смысле, а вдруг она решит стать пацанкой?
– Не думаю, что розовая комната – пока она даже ползать не научилась – хоть чем-нибудь ей навредит.
Он упрямо качнул головой.
– Нет, Джонни. Так плохо. Я не собираюсь запрещать ей бейсбол и заставлять играть исключительно в куклы. – На следующий день все розовое отправилось назад в магазин, и он начал с начала. Я старался ему не мешать, если только он сам не обращался за помощью.
Как-то вечером, вернувшись с пробежки, я застал в нашей гостиной Тейлор. Отец с Коулом сидели, склонившись над ней, и держали ладони на ее животе. На ее месте я бы попросил их держать руки при себе, но Тейлор, похоже, не возражала. Все трое источали улыбки.
– Джон, подойди, – сказал мой отец. – Эта малышка настоящая егоза.
– Не хочу теснить Тейлор.
– Вы шутите? – рассмеялась она. – Взгляните на меня! Я большая, как дом. Рядом со мной хватит места еще на несколько человек.
Как бы глупо я ни ощущал себя, это было чудесно – сидеть со своим отцом и с любимым мужчиной и созерцать новую жизнь, которая крутилась и вертелась у Тейлор внутри.
И только вечером, когда Тейлор ушла, папа спросил:
– Как вы ее назовете?
Мы с Коулом обсуждали этот вопрос. И ждали случая обсудить имена и с отцом.
– Мы еще не решили наверняка, – сказал Коул, – но я бы хотел назвать ее Кэрол. Или Элизабет. Или сразу двумя.
Отец немного нахмурился. Я думал, что он обрадуется, но он покачал головой.
– Мальчики, я даже не знаю. Коул, может, назовете ее в честь твоей матери?
– Ну уж нет, – фыркнул тот. – Можно назвать ее в честь самой Тейлор.
– Кэрол Элизабет Тейлор? – спросил я. – Я бы не стал.
– Второе имя Тейлор – Николь, – сказал мой отец.
Мы с Коулом разом уставились на него.
– Откуда ты знаешь?
– Она мне сказала, – пожал он плечом. – Когда тем вечером я ее отвозил.
– Николь, – проговорил я, пробуя имя на вкус. – Похоже и на Коула, и на Николаса. Так она будет названа в честь Тейлор и тебя самого. Кэрол Элизабет Николь Фентон Дэвенпорт?
– Господи боже, у нее будет больше имен, чем у меня. Исключено.
– Тогда какое убрать?
– Джордж, – сказал Коул, – как ты считаешь, что нам оставить: Кэрол или Элизабет?
– Ни то, ни другое, – вдруг посерьезнев, сказал мой отец. – Я благодарен вам за желание почтить их обоих, но мне кажется, это не лучшая идея – взваливать на новорожденного ребенка груз этой грустной истории.
С такой стороны я об этом не думал, но понять его опасения мог. Моя сестра Элизабет погибла из-за недосмотра отца, мама тоже скончалась, и хотя с ее раком папа ничего поделать не мог, ему от этого было не легче. Для малышки их имена и впрямь стали бы бременем.
– Ладно, я куплю сборник детских имен, – сказал Коул. Махнул на меня рукой и повернулся к отцу. – Кстати, я сегодня закончил обустраивать детскую…
– В сотый раз, – вставил я.
Он закатил глаза и, словно я и не перебивал его, договорил:
– Показать тебе, Джордж?
Мы с отцом последовали за ним по коридору. Я детскую уже видел, но мне было любопытно, что скажет отец.
Там сохранился розовый цвет, правда, более яркий, чем раньше, и в меньшем количестве. Доминирующим цветом стал бледно-зеленый – парижский зеленый, как сообщил утром Коул, хотя, как по мне, цвет скорее был мятным. Над колыбелью висела карусель из игрушек, а у окна стояло кресло-качалка. Коул заставил меня повесить на противоположную сторону полки, и теперь они от края до края были забиты плюшевыми зверьми. Сотни глаз следили за нами, пока мой отец оглядывал комнату.
– Ого, – проговорил он. – А куда поместится ваша девочка?
– Я переборщил, да? – спросил Коул.
– Не отвечай, – предупредил я отца. – Он и так переделывал ее целых три раза.
Коул положил ладонь на бедро и отбросил волосы в сторону, чтобы свысока смерить меня взглядом – пусть я и был выше его. То был талант, которому можно было только завидовать.
– Я хочу, чтобы комната была идеальна.
– А где подогреватель влажных салфеток? – спросил мой отец, и самоуверенность слетела с Коула в мгновение ока.
– Ты считаешь, надо купить?
– Я пошутил.
– Ну, а я не шучу. Эта штука правда нужна?
Я хотел было сказать, что нет, не нужна, но тут отец рассмеялся. Не насмешливым, но любящим смехом. Он шагнул к Коулу и посмотрел на него с тихой серьезностью, которую мне редко доводилось увидеть.
– Коул, суть не в том, что ты можешь купить.
– Но если я могу дать ей все, то почему бы и нет?
– Я не критикую тебя. Просто говорю, что все это… – он обвел рукой комнату, – в конечном итоге не будет иметь никакого значения. Главным будет то, что вы ее любите. Что ставите ее превыше всего. Несмотря ни на что. Вы уже ее обожаете, и это больше, чем получают многие дети.
Коул закусил губу, словно раздумывая, сколько можно сказать. И наконец произнес:
– Джордж, я ужасно боюсь.
– Чего именно?
– Что, если я наломаю дров?
– Обязательно наломаешь. И никаких «если».
– Отец!
– Джон, это правда. И он будет делать ошибки, и ты. Это бывает со всеми родителями без исключения.
Я испустил расстроенный вздох.
– Звучит не особенно ободряюще.
– Оно и не должно было так прозвучать, но такова правда. Фокус в том, чтобы извлекать из ошибок урок. И минимизировать нанесенный ущерб. – Он улыбнулся Коулу. – Если худшей твоей промашкой станет холодная салфетка, которой ты вытрешь ей попку, можешь считать, что ты победил.
Коула это не убедило.
– Я хочу все сделать правильно.
Отец улыбнулся и положил руку Коулу на плечо.
– Сынок, послушай меня. – Обращение говорило само за себя. Я, кажется, еще ни разу не слышал, чтобы отец называл Коула сыном. Он наклонился и посмотрел Коулу прямо в глаза, чтобы подчеркнуть серьезность следующих слов. – Ты станешь великолепным отцом. И я говорю это не для того, чтобы тебе стало легче. Я правда в этом уверен.
Коул нерешительно улыбнулся.
– Даже при том, что я пирожок?
Отец рассмеялся.
– Ты шутишь? Именно потому. Ее будут любить до безумия, баловать и обожать. Она вырастет без предрассудков и с миллионом открытых перед собою дорог. Станет сильной, умной, бесстрашной. И будет знать, что у нее есть два отца и дедушка, которые сделают для нее все, что угодно. Ты хоть представляешь, как это потрясающе?
Коул повесил голову и закрыл ладонью глаза. Спрятаться – чего ему явно хотелось – здесь было негде, и я начал идти к нему, но отец обнял его раньше меня.
– Сынок, ты со всем справишься. Даже не сомневайся. Тебе не нужно переделывать детскую и покупать еще больше игрушек. И чертов подогреватель салфеток тоже не нужен. Все необходимое у тебя уже есть.
У меня в горле встал ком. Я бы расцеловал отца в этот момент, но мне не хотелось их прерывать и отвлекать папу от Коула, поскольку Коул нуждался в его внимании больше. И тем не менее, наблюдая за ними, я обнаружил, что обдумываю такую нелепую сентиментальную вещь, как групповое объятье.
– Слушай, Коул, – промолвил отец, не отпуская его. – Хорошо, что мы об этом заговорили.
– О чем? – спросил Коул. Вытирая щеки, он слегка отстранился, чтобы заглянуть папе в глаза. – О том, что я обязательно наломаю дров?
– Нет, – ответил отец. – О том, что все родители совершают ошибки. Не только твои.