Пальцы Коула замерли на его мокрых щеках, а отец как ни в чем не бывало продолжил.
– Твоя мать спрашивала, разрешишь ли ты ей приходить, когда ребенок родится.
Коул на шаг отступил. Потом смахнул с лица волосы.
– Спрашивала кого?
– Она попросила меня обсудить это с тобой.
– И ты говоришь, что мне следует согласиться?
– Нет, я прошу тебя это обдумать.
Меня удивило то, что она передала просьбу через отца. Почему она не позвонила Коулу лично?
– Ты что, заделался ее адвокатом? Она завоевала тебя?
Отец едва посмотрел на меня. Он был сосредоточен на Коуле.
– Это не соревнование, Джон. После того, как вы улетели, у меня было достаточно времени, чтобы узнать ее, и…
Коул отпрянул назад с такой скоростью, что налетел на комод у себя за спиной и сшиб на пол розово-зеленую лампу с разрисованным вручную абажуром. Лампа разбилась. Он даже внимания не обратил.
– Господи боже. Нет, я не верю. Я помню, что, когда мы впервые увиделись, я сам это предложил, но, чтоб ты знал, то была просто шутка. Я в жизни бы не подумал, что это случится в реальности! Джордж, как ты мог?
Я удивился тому, что отец неожиданно занял сторону Грейс, но тирада Коула удивила меня еще больше.
– Что? – спросил я.
Коул повернулся ко мне.
– Разве не очевидно?
– Коул, – прервал его мой отец. Его щеки стали пунцового цвета. – Не меняй тему, окей? Речь сейчас о тебе и о Грейс.
Я увидел, как на лице Коула замелькали эмоции. Сначала гнев с возмущением, потом недоверие и, наконец, осторожное любопытство. Но последними появились надежда и страх. Как всегда – сразу вместе.
– Я подумаю, – сказал он. – Это максимум, что я могу обещать.
Папа кивнул.
– Хорошо.
***
– Понятия не имею, что нашло на отца, – сказал я вечером Коулу, пока мы готовились ложиться в постель.
Он, уже раздетый, со смехом сел на кровать.
– Джон, неужели не очевидно? На него нашло все то же самое, что находит на мужчин с начала времен. – Он плюхнулся на кровать и вздохнул. – Ну, во всяком случае, на натуралов.
Я замер в полуснятой рубашке. Мне понадобилось какое-то время, чтобы сложить два и два.
– Ты хочешь сказать…
– Мы оставили их в тех немецких апартаментах, словно в умильном любовном гнездышке посреди холодной баварской зимы. Стоит ли удивляться.
Меня пробирало от одной только мысли, что папа занимается сексом. А уж от того факта, что он занимался им с Грейс…
– О, боже мой. Давай об этом больше не говорить. Страшно даже представить.
– Будь на ее месте другая, я был бы за него счастлив. Интересно, кто сделал первый шаг?
– Не знаю и знать не хочу. Все. Давай больше никогда не обсуждать эту мерзость.
– Если вдуматься, это даже смешно.
– Смешно? Я бы сказал «тошнотворно».
– Джонни, ну не будь так жесток. Ты что, намекаешь, что через двадцать лет у нас с сексом будет покончено?
– Надеюсь, что нет.
– Вот-вот. – Он усмехнулся. – Только представь, как оно будет ужасать нашу дочь.
Когда он подал это с такой стороны, мне тоже стало смешно. И все же… папа и Грейс? Я содрогнулся.
Раздевшись, я лег рядом с ним, и он положил голову мне на плечо.
– Так что ты собираешься предпринять? – спросил я.
– Насчет того, чтобы мы занимались сексом?
– Нет, остряк. Насчет своей матери.
– Даже не знаю. Что, по-твоему, мне следует сделать?
– Я тоже не знаю. – Я растерялся. Мне хотелось помочь ему, но я понятия не имел, что предложить. Было невозможно представить, что чувствует человек, когда на одной чаше весов лежит тяга к матери, а на другой – способность простить ее. Или когда ты уравновешиваешь свое одиночество и свою правоту.
Но я знал того, кто представить все это мог.
– Возможно, тебе стоит позвонить Анжело.
Коул с минуту это обдумывал.
– Наверное, он сможет посочувствовать больше, чем кто бы то ни было.
– В Париже Зак рассказал, что мать Анжело снова его разыскала.
Коул кивнул.
– Да. Ты прав. Он этих тем избегает, но…
– Но я уверен, что, если спросить, он ответит. Особенно, если его спросишь ты, и он узнает, почему ты завел такой разговор.
– У него другой случай…
– Да, другой. И, возможно, ответа он тоже не даст, но тебе станет легче, если ты поговоришь с человеком, который знает, каково это, по себе.
– Ты прав.
– Ого, – засмеялся я. – Неужели? Такое нечасто случается, да?
– Достаточно часто и гораздо чаще, чем мне хотелось бы признавать.
– Так ты позвонишь ему?
– Завтра. – Он повернулся, чтобы поцеловать меня. – Ну а пока…
– Да-да?
Его ладонь скользнула по моему животу вниз и приласкала пах.
– Давай займемся тем, что привело бы наших родителей в ужас.
– Я за.
Глава 9
28 января
От Коула Джареду
Ребенок должен родиться через неделю. Я так волнуюсь и нервничаю, что не могу усидеть на месте даже минуту. Джонатан с Томасом, естественно, постоянно твердят, чтобы я умерил надежды. В конце концов, после родов у Тейлор будет три дня на то, чтобы передумать. Она чудесная девушка, и ее намерения на наш счет самые искренние, но когда она увидит дочь, все может перемениться. Я знаю, что Джонатан непрерывно об этом переживает. Я же с другой стороны… Я парю. Хорошо, что рядом есть он, чтобы удерживать меня на земле.
Помнишь, я тебе говорил о том, что Джордж просит меня еще раз попробовать помириться с моей уважаемой матушкой? Он клянется, что она абсолютно искренна в своем желании наладить наши с ней отношения. Поначалу я колебался, но потом пообщался с Анжело, и разговор с ним все изменил.
По мнению Анжело согласие видеться с ней вовсе не будет значить, что прошлое волшебным образом прощено. Оно будет значить лишь то, что я не против подумать о будущем. Однако я изменил свое мнение только после того, как выслушал, через что он прошел. У меня часто возникало ощущение, что мать меня бросила, но, слушая его, я осознал, что годами себя обманывал. Когда тебя бросают по-настоящему, это гораздо больнее. Да, моя мать никогда не была идеальной, но, как заметил Джордж, идеальных родителей не бывает. Какими бы сложными ни были наши с ней отношения, я по крайней мере всегда знал, где она. Когда умер отец, мне было пятнадцать – еще не взрослый, но уже далеко не дитя, – и я знал о мире больше, чем большинство узнает за всю свою жизнь. У меня был свой дом (и не один), были средства на жизнь и, что важнее всего, было взрослое окружение, которое по-прежнему присматривало за мной. Я годами глумился над этим. В конце концов, то были просто няньки, домработницы и экономки. За заботу обо мне им платили. Конечно, мать забрала меня после его смерти к себе, но я был обозлен и по-детски заносчив. В то время, как Анжело отправляли то в одну приемную семью, то в другую, и о нем вообще никто не заботился. Жаль, нельзя вернуться назад и за эгоцентризм отхлестать себя по щекам. Знаешь, мне даже захотелось связаться со всеми своими бывшими нянями и сказать им «спасибо».
Может, однажды я так и сделаю.
Что до моей матери…
Что ж, сладость, это вновь возвращает нас к Анжело. Он теперь много читает и упомянул вот эти слова Марка Твена:
Через двадцать лет вы будете больше сожалеть о несделанном, чем о сделанном.
Эта цитата заставила меня задуматься о будущем. Я представил себя в восемьдесят или девяносто (до чего, слава богу, остается сильно больше двадцати лет). Грейс и Джорджа не будет. Что я скажу, оглядываясь назад? «Ох, как же я сожалею о том, что попытался после рождения дочери узнать свою мать»? Наверное, нет. Но вот «Жаль, что я не помирился с матерью, когда была такая возможность»?
Такую мысль уносить в могилу точно не хочется.
***