– Мы должны были пробыть в Риме еще три дня, но я упросил его вернуться пораньше.
– Я знаю.
– Чтобы мы могли увидеть тебя.
– Знаю.
– А ты… – Его голос вновь оборвался, но это не имело значения. Что бы он ни пытался сказать, Грейс поняла все без слов.
– Милый, я знаю, – кивнула она. – И мне очень жаль. Я много за что обязана перед тобой извиниться, но об этом поступке я сожалею сильнее всего. Я подумала, что тебе стоит знать, что я понимаю, какую боль в тот день причинила тебе. И я прошу за это прощения.
Он снова закрыл ладонью глаза. Мне хотелось обнять его, но ему был нужен не я. Грейс встала. Пересекла комнату и опустилась рядом с ним на колени.
На этот раз Коул не уклонился от ее рук. Он не обнял ее, но позволил обнять себя. Они сидели, покачиваясь, их плечи дрожали, пока они оба в полном молчании плакали.
Я взглянул на отца, желая, чтобы кто-нибудь, наконец, объяснил, что за черт происходит. Отец улыбнулся мне – не самодовольно, но с облегчением, – и поднял свой винный бокал.
– Не знаю, как вы, а я бы выпил чего-то покрепче.
Я рассмеялся, а вслед за мной улыбнулся и Коул. Он высвободился из объятий матери – не отталкивая ее, но улыбаясь и по пути вытирая щеки.
– У меня есть бутылка виски, которая стоит побольше некоторых машин.
– Подойдет.
Коул отложил книгу в сторону и ушел на кухню, но через пару секунд вернулся назад. Вместо бутылки виски он держал в руке телефон, а его лицо сияло радостным возбуждением.
– Тейлор рожает!
***
Мы с Коулом, спотыкаясь, побежали к двери. К моему удивлению папа и Грейс не поехали с нами.
– Позвоните, когда все станет серьезно, – сказал мне отец.
– Она в больнице. Это, по-твоему, не серьезно?
Отец снисходительно улыбнулся и похлопал меня по плечу.
– Сынок, тебя ждет долгая ночь.
Как это часто бывало, он оказался прав. Но я из-за этого уже даже не раздражался.
В больнице выяснилось, что схватки у Тейлор еще слишком редкие – раз в семь минут. Мы сели в приемной и, каждый раз, когда видели медсестру, забрасывали ее вопросами о новостях. В конце концов она улыбнулась нам с той же веселой снисходительностью, которую предъявил мой отец.
– Почему бы вам не сходить к ней самим? Она просила передать, что не против.
– Но она же рожает! – выпалил я.
Медсестра рассмеялась.
– В жизни все не так, как в кино.
Так и вышло. Тейлор лежала в палате и смотрела между схватками телевизор. Одетая в больничную сорочку и накрытая простыней, которая прикрывала все необходимые места, она была подключена к множеству мониторов.
– Как ты? – немедленно спросил ее Коул. – Тебе что-нибудь нужно?
– Кроме того, чтобы родить? – Она рассмеялась. – Нет. Но вот Ларисса пришла сюда прямо с работы, и ей бы не помешало поужинать. – Это объясняло присутствие в палате молодой женщины в красном переднике вокруг бедер и с бейджиком на груди.
– Я схожу, – сразу вызвался Коул. – Только скажи, что принести. Гамбургер? Сэндвич? Если хочешь, я могу сбегать через дорогу за суши.
Ларисса покосилась на Тейлор, словно говоря: «А ты не шутила, когда описывала его», однако вслух сказала другое:
– Если вы побудете с ней, я по-быстрому спущусь в кафетерий.
– Но как же она без тебя?
Тейлор взяла Коула за руку.
– Врачи говорят, это продлится как минимум еще пару часов.
Когда Ларисса ушла, ее скрутила новая схватка.
– Пока не особенно больно, – сказала Тейлор, когда схватка закончилась, – но я начинаю думать, что естественные роды не для меня. Эпидуральная анестезия внезапно стала казаться мне величайшим изобретением в мире.
– Дорогая, проси у врачей все, что нужно. Гарантирую, на твоем месте я бы уже орал, чтобы меня обезболили.
– Вы не передадите мне пульт?
– Конечно, дорогая. Держи. Тут есть, бог знает зачем, раскрошенный лед. Никогда не понимал, какой от него прок. Может, дать тебе мармеладку?
– Спасибо, мне ничего не надо. Честное слово.
Чтобы Коул послушался? Как бы не так. Он хлопотал вокруг нее все двадцать минут до прихода Лариссы. Я подумал, что теперь нам надо уйти, но Тейлор продолжала держать Коула за руку.
– Останьтесь, если хотите, – сказала она. – Медсестры знают, что ребенок ваш, а не мой. Я с ними поговорила, и они знают, что делать.
Он улыбнулся и сжал ее руку.
– Я благодарен тебе, но едва ли ты хочешь, чтобы мы были здесь, когда ты… – Он показал на выпуклость ее накрытого простыней живота.
Тейлор рассмеялась.
– Я уже давно распрощалась со всей своей скромностью.
– Хорошо, дорогая, но если в какой-то момент ты захочешь, чтобы мы вышли, только скажи. Ничьих чувств ты не заденешь.
Мы сели. Коул с Лариссой у нее на кровати, а я на скамье у стены. Тейлор смотрела «Хэллоуин». Выбор фильма для родов показался мне странным, но то была ее вечеринка. Хотя она вряд ли уделяла фильму много внимания. Он, скорее, был способом отвлечься от схваток. Врач заходила к нам редко и не больше, чем на пару минут, что приводило Коула в бешенство.
– Ну и куда, интересно знать, она ходит? – на третий раз вспылил он. – Ее главной заботой должна быть ты!
– Сейчас здесь рожают еще четыре женщины, кроме меня.
– И у вас один врач? Ох, милая, если б я знал! – Он повернулся ко мне. – Сколько стоит вызвать сюда отдельного доктора?
– Откуда я знаю? Так вообще разрешается?
– Надо узнать.
Он повернул было к выходу, но Тейлор успела поймать его за руку.
– Прошу вас, не надо! Мне будет ужасно неловко!
– Но Тейлор…
– Все хорошо. Медсестры знают, что делать, и они заботятся обо мне.
Коула это не убедило, однако перечить ей он не стал. Я в кои-то веки был с ним согласен. Мне тоже казалось, что врачу следует уделять нам больше внимания, но вскоре я понял, что Тейлор права. Медсестры были на высоте. Они точно знали, что происходит.
Что до меня, то я был удивлен тому, как медленно продвигается дело. Никакой срочности или тревоги не ощущалось. Тейлор смотрела дурацкий ужастик, а ее схватки постепенно становились сильнее и чаще. Она начала волноваться, и даже мне было видно, что боли усилились, а периоды отдыха между схватками помогают ей все меньше и меньше. Прошло два часа с тех пор, как мы прибыли, и она была совершенно без сил.
– Сколько времени это продлится? – спросил я у медсестры, когда предоставился случай. Мы стояли поодаль, и Тейлор с Коулом нас не слышали.
– У первородящей? Сложно сказать. Может быть много часов.
– Когда мне стоит вызвать отца?
– Когда она начнет тужиться.
– А когда это случится?
– Когда полностью раскроется матка.
– Но…
Внезапно я почувствовал себя глупо. Как я мог дожить до своих лет и почти ничего знать о такой распространенной вещи, как роды? Медсестра улыбнулась мне прежней улыбкой – веселой и снисходительной – и похлопала меня по руке.
– Все будет хорошо. Не волнуйтесь.
Смирившись со своим невежеством, я снова сел.
Это была длинная ночь.
«Хэллоуин» закончился, и начался какой-то плохо сделанный сиквел. Схватки у Тейлор стали сильней. Периодически заходили медсестры, чтобы проверить раскрытие матки.
– Ну, – около часа ночи сказала одна из них, – вот и десять! Девочка, пора начинать!
Судя по всему, десять было волшебным числом. Активность в палате стала более оживленной. Но суматохи, однако, не наблюдалось. Медсестры были слишком опытными, чтобы паниковать. Они разобрали нижнюю часть кровати и усадили Тейлор так, как по моим ожиданиям она должна была сидеть всю дорогу – с поднятыми на специальных подставках ногами. Волнуясь и остро ощущая ее уязвимость и наготу, я держался ближе к ее голове, чем к ногам.
Пока я очень старался никому не мешать, в палату без церемоний зашла врач и села на табурет между ног Тейлор.