Оберегать?
От невыполнимости этой задачи я чуть было не засмеялся вслух. Я посмотрел на нее, вопящую и крутящуюся у Коула на руках. Он тихо ворковал над ней, сияя и покачиваясь на носках. Она была крошечной и совершенно беспомощной. Как мы оградим ее от всех бед? Как в принципе такое возможно?
Охваченный слепым ужасом, я пошатнулся, и в моей груди стало тесно.
Нет. Не тесно.
Она стала пустой.
Из меня словно вынули сердце, и теперь оно лежало у Коула на руках в форме очень громко вопящей маленькой девочки с очень красным лицом. Я представил, как мы уносим ее домой, и впал в панику.
Я оказался неподготовлен. Взять под свою защиту столь уязвимое, столь невинное существо… что может подготовить к такому? Весь мир внезапно превратился в угрозу. Все леденцы, все до последней электрические розетки, все провода. Все машины, книжные шкафы и бассейны.
И то было только начало.
Потом она пойдет в школу. Будет падать с велосипеда, узнает, какими жестокими могут быть дети. И мы с Коулом будем переживать ее боль, как свою, – от каждого расцарапанного колена, каждой сломанной кости, каждого разбитого сердца. Мы будем с ней рядом, будем страдать вместе с ней, стремясь защитить ее, но зная, что это нам не под силу. Как у родителей получается выживать?
Но возврата назад уже не было. Как не было способа вернуть свое сердце, сделать его, как прежде, маленьким и несведущим, а потом надежно убрать на старое место в груди.
Крики малышки затихли, и Коул поднял глаза на меня.
– Хочешь ее подержать?
Ответить ему я не смог. Я знал, что должен взять ее на руки, но это подразумевало тот уровень обязательств, к которому я был еще не готов. Потому что это было последним шагом к тому, чтобы навсегда потерять себя и свое сердце.
Словно из ниоткуда возник мой отец. Взяв меня за плечо, он улыбнулся. В его взгляде было не только тепло и немного веселья, но и сочувствие.
– Страшно, да? – спросил он.
Я смог только рассмеяться над неадекватностью этого слова.
– Страшно? Я в ужасе. – Но и это слово было недостаточно сильным. Коул по-прежнему улыбался ей, а она сжимала один его палец в своем крошечном кулачке. Я снова повернулся к отцу. – Эта паника… она ведь пройдет?
Он покачал головой.
– Никогда. Джонатан, я ее чувствую даже сейчас. – Он коснулся виска. – Откуда, по-твоему, вся эта седина?
– Пап, я серьезно.
– Я тоже. – Он похлопал меня по плечу. – Могу сказать только одно: ты привыкнешь. – Он взял меня за руку и поднял со стула. – Идем, сынок. Пора тебе подержать свою дочь.
Мою дочь.
Если Коул и разделял мое беспокойство, то внешне он его не показывал. Он выглядел умиротворенным, передавая мне ее, уже спящую, на руки. Малышка вздохнула, причмокнув своим крошечным ротиком, и мой ужас частично прошел. Я почувствовал, что улыбаюсь.
– Она само совершенство, – проговорил я и к своему удивлению обнаружил, что плачу.
– Да, – согласился Коул и поцеловал ее в лоб.
– Но это совершенство все-таки нужно назвать, – сказал мой отец.
– Что ж. – Коул посмотрел на отца, потом на меня. – Кэрол, насколько я помню, мы исключили. Как и Элизабет. Может, назовем ее…
Но мне не пришлось даже думать. Я знал ее имя. Простое и одновременно глубокое, оно было с нами с самого начала пути и направляло нас к этому месту.
– Хоуп, – промолвил я. – Ее зовут Хоуп. Надежда.
Глава 10
За предшествующие месяцы я много раз представлял, как стою за окном детского отделения и смотрю на наше дитя. К моему удивлению, оказалось, что традиция раскладывать младенцев в отдельном помещении в маленькие кроватки ушла в прошлое.
– Обычно новорожденные остаются у матерей, – сказала нам медсестра, – но Тейлор этого не захотела, поэтому мы сделаем по-другому.
Нам выделили палату в родильном отделении – словно мы сами воспроизвели малышку на свет, – и сказали не стесняться почаще держать нашу дочь на руках. Но мы в уговорах на этот счет не нуждались.
Тридцать шесть часов спустя Тейлор и Хоуп выписали. Формально Хоуп отдали на попечение матери, но не было такого закона, который запрещал бы прямо на месте передавать ребенка другому, так что именно это Тейлор и сделала. Конечно, это было несколько необычно, и я чувствовал себя так, словно тайком ворую конфеты из банки, но Тейлор, передавая нам нашу малышку, не колебалась. И Хоуп Николь Фентон прибыла домой раньше, чем мы ожидали.
Коул был счастлив тихим, блаженным счастьем. Он часами держал ее на руках, баюкал и делал сумасшедшее количество фотографий. Томас просил нас немного повременить с радостью – в конце концов, в распоряжении Тейлор было еще полтора дня на то, чтобы передумать, – но его благонамеренные предупреждения не пригодились. Спустя ровно семьдесят два часа после появления малышки на свет все стало официально.
Мы стали родителями.
Не бывает надежды без страха и страха без надежды. Эти слова верны сейчас не меньше, чем раньше, но мой отец в который раз оказался прав.
К этому привыкаешь.
***
14 февраля
От Коула Джареду
С Днем всех влюбленных, сладость. Надеюсь, ты и твой большой, очаровательно ворчливый коп запланировали на вечер что-нибудь эротичное.
У нас все хорошо. Хоуп прекрасна, а я, без сомнения, самый гордый отец на земле, хотя Джон в этом смысле меня догоняет. Прости, что заваливаю тебя ее фотографиями, но Джаред, чего ты ждал? В конце концов, ты ее крестный отец. Конечно, я не католик, так что без понятия, что это значит, но ты обязан носить это звание с гордостью. Я сплю очень мало, что в целом меня не тревожит. По крайней мере, пока. Хоуп, похоже, перепутала времена суток – днем она спит, а по ночам бодрствует. Полагаю, в какой-то момент я, как все родители, начну сетовать на усталость, ну а пока я могу только благодарить небеса.
Моя мать по-прежнему с Джорджем, и я все гадаю, уж не поселилась ли она у него навсегда. Как и мы все, она обожает Хоуп. Думаю, бабушка из нее выйдет лучше, чем мать. Так и тянет съязвить на сей счет, но, если честно, я рад, что наша семья чуть-чуть подросла. С трех человек до пяти, за один-то год.
Разве не здорово?
Что до нас с Грейс, то наши отношения пошли в гору. Без плохих моментов по-прежнему не обходится, и я подозреваю, что так будет всегда, но есть и хорошие. Мы учимся сперва думать, а потом говорить. Глупо, что нам понадобилось столько времени, чтобы додуматься до такого решения, но, видимо, такова жизнь.
Кстати о матерях. На днях нам позвонила Тейлор. Раньше, чем мы ожидали, но у нее все хорошо. Она счастлива. Сказала, что знает, что приняла правильное решение, и я был рад это слышать.
Хоуп скоро проснется, так что времени мало. Хотя рассказывать, в принципе, нечего. Я могу и дальше расписывать, как прекрасна и изумительна моя дочь, но подозреваю, что давно тебя утомил. Но, сладость, я хочу, чтобы ты знал: я вспоминаю тебя и жутко скучаю. Каким-то образом ожидание Хоуп и ситуация с матерью заставили меня осознать, что утаивать свои чувства не стоит. Глупо не говорить человеку, что ты его любишь, поэтому знай: друга лучше, чем ты, Джаред, у меня нет. Я очень люблю тебя, дорогой, и буду любить всегда.
Ну хорошо, хорошо, прекращаю. Я прямо-таки чувствую, как ты заелозил на стуле.
Мы приедем весной – познакомить тебя с твоей крестницей, а также напомнить Анжело о его обещании побыть нашей няней. Ты же пока передай ему и Заку горячий привет, а Мэтта хотя бы раз назови за меня «лепесточком».
Малышка заплакала. Надо бежать.
Увидимся в мае.
Целую.
Коул.