Предыдущий вечер, к счастью, продлился недолго. Грейс быстро настиг джетлаг, и через час после приезда она отправилась спать. Я, как послушный сын, пошел с отцом на полуночную мессу в местную церковь, хоть и знал, что мы не поймем из службы ни слова. К тому времени, когда мы вернулись домой, Коул уже крепко спал.
Наступающий день вызывал у меня тревогу и страх. Я не знал, чего ожидать. И не был уверен в том, что чувствую по отношению к Грейс. Она оказалась далеко не такой подлой стервой, как я представлял, однако по-прежнему оставалась той самой женщиной, которая не прилетела на нашу свадьбу и отказалась встретиться с Коулом в его день рождения, хотя находилась в одном с нами городе.
Несмотря на долгую и энергичную пробежку, я дико продрог. Вернувшись в апартаменты, я застал Коула выходящим из душа. Он распутно мне улыбнулся и отбросил полотенце на пол.
– Ты очень вовремя, солнце.
Я даже не стал полностью раздеваться. Я усадил его на край туалетного столика и, пока он возился со смазкой, приспустил свои тренировочные штаны. Через секунду его ноги обвились вокруг моей талии, а тело жарко сжало мой член. Ванная еще была наполнена паром. Его кожа под моими ладонями горела как в лихорадке, и повсюду витал запах клубники. Мы занимались любовью с бесшумной скрытностью юных, наполовину со смехом, наполовину с отчаянным рвением, и было так странно осознавать, что где-то в квартире спит мой отец и его мать. Позже мне пришло в голову, что все будет так же, когда мы станем родителями.
К тому времени, как я, приняв душ и переодевшись в нормальные вещи, вышел из спальни, все остальные уже проснулись и были одеты. На нас с отцом были обычные джинсы, но Грейс надела шерстяной брючный костюм, а волосы вновь убрала в тугой узел. Она выглядела так, словно находилась не в тесном кругу семьи, а на каком-то официальном мероприятии.
Коул запланировал на обед невероятное количество блюд, так что за завтраком мы ограничились булочками и кофе. Когда Грейс, мой отец и я расселись вокруг кухонного стола, Коул уже вовсю занимался готовкой, хоть я и подозревал, что это связано скорее с потребностью сжечь нервное напряжение, нежели с реальной необходимостью что-то делать.
– Посиди с нами, – сказала Грейс, когда он начал нарезать сельдерей.
– Я бы предпочел сначала закончить.
Она вздохнула.
– Не знаю, зачем ты взвалил на себя столько хлопот. Можно ведь было все заказать или нанять для готовки специального человека.
В его движениях произошел еле заметный сбой, нож на долю секунды завис над доской, но он не ответил.
– Он любит готовить, – сказал мой отец. Не столько с упреком в сторону Грейс, сколько с любовью к своему зятю. – Оставьте его.
Грейс, дернув головой, отвернулась. Это странное, резкое движение было отчего-то очень знакомым.
– Мне лишь показалось, что это ужасно хлопотно.
В конце концов мы перебрались в гостиную, где лежали подарки. Мы открывали их по очереди, по одному, максимально растягивая это занятие. Я гадал, как сложится наше следующее Рождество. Будет ли в нашем доме ребенок, который нетерпеливо сорвет бумагу с подарков? Выпадет ли нам шанс спрятать ночью игрушки под елкой? Коул изо всех сил пытался имитировать оживление, но мне было видно, что его гнетут те же мысли. Я видел, как гасла его улыбка, когда он думал, что никто не глядит. Понимали папа и Грейс, что творится у него в голове, или нет, я не знал, но они, похоже, улавливали, что что-то не так. У всеобщего настроения был неоспоримо скорбный оттенок.
Нам предстояло пробыть в Мюнхене до Нового года, и Коул, по-видимому, не хотел, чтобы мы заскучали. Его подарки состояли, в основном, из билетов: мы получили поездку на целый день в Зальцбург, ски-пассы на Альпшпитце и Цугшпитце и билеты на концерт классической музыки. Все это, вероятно, обошлось ему в неприлично крупную сумму, но я, узнав, что нам не придется всю неделю сидеть в четырех стенах и молчать, испытал облегчение.
Мать Коула, открывая свои подарки, вежливо улыбалась, однако я уловил, что она осталась разочарована. Вещи, которые выбрал для нее Коул, были изысканными и дорогими, и я предположил, что они оказались не совсем в ее вкусе. Моему отцу она привезла конфеты и кожаные перчатки, очень похожие на те, в которых она появилась. Еще от нее была большая коробка, адресованная нам двоим – мне и Коулу.
– Надеюсь, вам понравится, – абсолютно искренне сказала она. Судя по блеску надежды в ее глазах, она потратила немало времени, продумывая подарок. Я вручил его Коулу, чтобы он открыл его сам.
Коул никогда не спешил сорвать упаковку, и сегодняшний раз исключением не был. Он развязал ленточку и отложил ее в сторону. Аккуратно отлепил клейкую ленту и развернул бумагу как надо, не разрывая. Потом поднял крышку.
И застыл, уставившись вниз. На кратчайшую из секунд он забыл удерживать свою маску на месте, и я увидел, какое чувство его охватило – величайшая грусть.
– Что это? – спросил я.
Коул моргнул, и момент открытости завершился. Он улыбнулся матери, хотя выражение его лица осталось, как всегда, нечитаемым.
– Очень мило, – произнес он. – Спасибо.
Надежда в ее глазах превратилась в разочарование.
– Тебе не понравилось?
– Глупости, мама. Конечно, понравилось. – Он отложил коробку и начал вставать. – Мне надо посмотреть, как там обед…
Что бы ни лежало в коробке, оно расстроило Коула до такой степени, что он сочинил отговорку, чтобы сбежать. Я успел поймать его за руку, и он снова сел, однако смотреть на меня или на мать отказался. Грейс закусила губу и опустила взгляд на колени. Папа приподнял в мою сторону бровь, немо задавая очевидный вопрос. И тогда я, отпустив Коула, придвинул коробку к себе, чтобы посмотреть, что внутри.
Там было множество детских вещей – одеяльца, плюшевый пес, несколько ползунков и пара ботиночек. Все нейтральных, не привязанных к полу тонов и, без сомнения, высшего качества. Я удивленно взглянул на нее.
– Как вы узнали?
– Ваш отец мне сказал.
Я повернулся к отцу. Он пожал плечами.
– Я не знал, что это секрет.
Нет, это был не секрет. Но точно больная тема для Коула. Намерения Грейс были благими, однако она неосознанно ударила его в самое уязвимое место. Я снова потянулся к его руке, но он отстранился.
– Все нормально, – сказал он скорее мне, нежели ей. – Хватит вести себя так, будто я могу расклеиться из-за любой ерунды. Я не настолько хрупкий, как тебе кажется.
Он не мог заставить себя наброситься на свою мать и потому сорвался на мне. Я смолчал, потому что любые дополнительные слова только сделали бы ситуацию хуже. Он встал и ушел на кухню, оставив нас сидеть в неловком молчании. Мне по-прежнему не нравилась Грейс, но я чувствовал себя обязанным попробовать объяснить, что происходит.
– Извините, – сказал я ей. – Дело в том…
– Не беспокойтесь. – Она начала собирать свои подарки и складывать их в одну коробку. Это занятие дало ей повод не смотреть мне в глаза. – Ничего страшного, правда. Все равно я купила это на скорую руку в аэропорту. Пустяки.
Я снова посмотрел на подарок. Я не был экспертом в детских вещах, однако повидал немало аэропортов и знал, что ничего подобного там не встречалось. Я снова поднял взгляд на нее, но она по-прежнему усиленно старалась не столкнуться глазами ни со мной, ни с отцом. Прижав горстку своих подарков к груди, она понесла их по коридору к себе.
– Мда, – пробормотал мой отец. – Неловко вышло.
– Да неужели. – Я не мог отделаться от ощущения, что во всем виноват мой отец. Это он настоял на том, чтобы ее пригласили. Это он раскрыл наши планы. – Зачем ты ей рассказал?
Он остался невосприимчив к моему гневу.
– Мне показалось, так надо. Стоило, видимо, предупредить ее, какая это щекотливая тема…
– Щекотливая тема? – Мой голос становился все громче, но я был не в состоянии сдерживаться. – Так, значит, тебе это видится? Ты полагаешь, он ведет себя неразумно?